Чертово 2: Мертвое городище. Павел Алексеев
на круг света, бродивший по полу между его босыми ногами и отполированными до блеска берцами полицейского. Лампочка, висевшая над их головами, качалась на сквозняке, сочившемся в несколько отверстий в дальнем углу потолка. Сквозь вытяжку проникало и тихое копошение крыс или мышей. В темноте они словно замирали, как и жизнь в этой камере, но только загорался свет, грызуны в опаске шуршали в полу и стенах.
Полицейский вынул из кармана кителя диктофон, показал его Ушакову и заговорил с южным акцентом:
– Знаешь, что это такое?
– Да, – ответил Мирон, сглотнув тяжелую слюну.
– Вещь! – с восхищением произнес мужчина. – От брата достался. Эх, если бы ты знал, сколько чистосердечных я записал на него. Мужики, вон, смеются надо мной, а я, между прочим, благодаря диктофону вторую звезду досрочно получил: расколол одного черта, – полицейский посмотрел исподлобья на Мирона и добавил: – На тебя был похож. И, кстати, тоже троих завалил.
– Я никого не убивал, – прошипел Ушаков.
– Ну, это мы выясним! Все вы сначала отпираетесь, а как прижимать начинаешь, сразу сознаетесь!
Мирон переминался с ноги на ногу, но ничего более смелого позволить себе не мог. Холод гладких плит щипал его пятки. Ушаков понимал и видел, что дубинка в руке полицейского, которому по виду было не больше двадцати пяти лет, рано или поздно обрушится на него, и боялся, что любой удар может оказаться последним. Организм был истощен, изорван и погублен сыростью, витавшей в воздухе.
Мирон остерегался окунуться в ад воспоминаний, которые могли спасти или окончательно погубить его. Ничего не оставалось, кроме как взять себя в руки, но в камере, пропитанной смрадом плесени, сделать это было сложно. Теснимый буйством разума, Ушаков загонял себя в агонию, в немыслимых созвездиях кошмара блохой скитался в поисках спасительного островка, где мог бы унять страдания. Укрывшись в тени мученика, он губил в себе остатки личности и образа искателя загадок. Мирон завел себя в дебри иллюзий, куда не просачивался ни свет, ни воздух, что свежестью питал бы замусоренные легкие.
– Рассказывай! – надменным тоном произнес мужчина.
Полицейский не отводил от Мирона ядовитого взгляда и ждал, когда подозреваемый заговорит. Для лейтенанта это было привычным делом, не отнимающим много времени. Лишь в редких случаях требовалось терпение, так как убийца сознавался не сразу. Мирон виделся полицейскому именно любителем водить за нос.
Лейтенант включил запись на диктофоне и поставил его на стол. Черная коробочка с тремя кнопками сбоку выглядела совсем непритязательно. Маленькая и заметно потертая, она, похоже, сменила не одного хозяина, и в итоге судьба привела ее на службу закону. На месте отклеенной бумажки с английским названием аппарата виднелось написанное белым несмывающимся маркером слово «Дамир». Вероятно, так звали полицейского с резкими чертами лица и нелепым пушком под носом.
– Когда