Чертово 2: Мертвое городище. Павел Алексеев
городище питается слабостями, загоняет человека в ловушку, из которой, казалось бы, не выбраться. Но я смог, мне удалось выкарабкаться, разбитым, испорченным правдой о своей гнилостной натуре, но выползти из геенны, воспламеняющей разум, в мир, в другую жизнь, которую я считал своей.
Я могу рассказать, как мучился перед смертью Кирилл, но в то мгновение мне пришлось прятаться за деревом и дышать совсем редко, чтобы спасти собственную шкуру. Я находился на краю кошмарной гибели, но теперь сижу здесь, в сером кабинете с зарешеченным окном и письменным столом, испещренным долголетними полосами.
Мне не забыть, как на меня в последний раз смотрел Толик. Его взгляд останется в памяти на всю оставшуюся жизнь. Не могу вспоминать это, как и запах, с которым его кожа растекалась по круглому деревянному алтарю с непонятными символами, означающими утро, день, вечер и ночь. Я пытаюсь забыть предсмертные рывки его голоса, но не получается. Я помню и вероломные щелчки его пальцев, и самодовольную улыбку, с которой Толик оговаривал Юлю.
Мне безмерно жаль Юлю. Она хотела жить, но стала жертвой обстоятельств или предательского цинизма со стороны Толика. То, что она перенесла перед смертью… То, с каким лицом она преодолевала те муки… Боже, как мне трудно представлять ее, лишенную ноги, но не потерявшую надежду на спасение. Она молодец, жаль, что так случилось. Будь у меня возможность, я бы помог ей, спас, как вытащил свою грязную натуру. Но было поздно. Юля смотрела на меня с верой в глазах, а я сбежал как паршивый пес. Отпустил ее руку…
В моей груди застрял комок печали. Хочется пустить слезы, но я не могу. Лучше пустить собственную кровь, когда понимаешь, что тебя предал самый близкий человек. Предал дважды. Леся лишила меня самого дорогого – будущего. Я в последний момент узнал, что стану отцом, но она так не считала. Она возомнила себя вершительницей судеб, и ей не составило труда убить жизнь не только в себе, но и во мне. Я был зол, готов рвать, метать и убивать. Но я выше этого! Я не могу тронуть человека. Все, что в моих силах, – это сказать о нем правду. Правда – вот самое смертоносное оружие. Им нужно уметь управлять, иначе есть шанс пораниться. Наверное, я и поранил себя, когда высказал Лесе все, что думал.
За это я и поплатился, оказался здесь, в холодной допросной. Мои запястья скованы наручниками, а сердце раздавлено камнем лжи. Я и подумать не мог, что Леся способна оговорить человека после того, через что нам пришлось пройти… вдвоем. Мы выбрались из липкого ужаса. Оттуда, откуда, казалось, до этого не выбиралась ни одна живая душа. И после этого Леся взяла на себя роль судьи, человека, приложившего руку к напрасным смертям. Я не буду держать на нее зла. Это низко! Пусть она сама даст своим действиям оценку, а я, если появится такая возможность, посмотрю, как она страдает. Мне будет ее жаль, но я не отвернусь. Я человек, а людям свойственно видеть страдания ближнего, какими бы подлецами они ни были.
Убийца ли я?