Я никогда не умирала прежде…. Ольга Кучкина
отстреливать, так много их развелось. Они и не любили ворон. Но то вообще вороны, а то их знакомый, даже близкий вороненок. Не так ли все устроено на земном шаре? Если бы все не вообще, а знакомые или близкие…
Муж с женой еще долго спрашивали друг друга: «Сандрик не прилетал?» Пожалуй, дело было все-таки не в том, что они привязались, а в том, что он так быстро отвязался.
А пес, так он с тех пор вообще перестал обращать внимание на ворон, не лаял, ничего. Что он там думал при этом, кто ж его знает…
Когда они разошлись и рана у обоих слегка затянулась, так что они могли уже разговаривать по телефону, у них установилось что-то вроде пароля или шутки: «Сандрик не прилетал?»
А пес пропал. Убежал из дома и пропал. Может, он не мог выбрать, с кем остаться?
ИТАЛЬЯНСКИЕ СТРАСТИИ
Во рту слабо пахло йодом.
Ночь была роскошная. Бархатная, нежная, с луною и придурью была ночь. Картина ночи висела в воздухе, в раме открытой балконной двери, черным, синим и светящимся белым были нарисованы купы деревьев и клубы облаков, вроде бы в движении, но в стоячку. Как на картинах старых мастеров, вспомнилось, когда бродил по Пушкинскому музею с экскурсией, и экскурсовод что-то такое объясняла.
Пахло йодом. Поламывало, постанывали косточки и мышцы, в голове катались упругие горячие круглые шары. Картина ночи казалась то всесильной остудить их, то бессильной сделать это, и тогда шары накатывали с новой силой, беззвучно грохоча, увеличиваясь и уменьшаясь в размерах, и шарики заходили за ролики. Было непонятно и беспамятно. Он досадливо рванул на себя заправленное с трех сторон невесомое одеяло, в котором лежал, как письмо в незапечатанном конверте, смял, скомкал ногами, подоткнул под себя, выбранился.
Йодом пахло в детстве, когда мать мазала его разбитые мослы, обветренную, содранную кожу, а он морщился и молчал, чтобы скрыть, что ему не только больно, но и еще как-то. Как – не знал, а знал бы – не признался. Руки смешливой белобрысой девчонки, бывшей его матерью, касаясь тела и ранок, были стыдными и желанными. Словно ему тоже, как девчонке, требовались нежности-манежности, как говаривал его ученый друг Сашка-Простоквашка, первоклассник первокласснику.
Он вспомнил, что выпил йодосан, который сунул ему Гвидо на прощанье, увидев, что гость заболевает. Одну таблетку на ночь, вторую утром, третью опять на ночь, как рукой снимет, если не слишком далеко зашло. Он усмехнулся: посмотрим, что могут ваши деликатные европейские препараты супротив нашей грубой азиатской простуды. Он прилетел простуженным. Сквозь ломоту и лихорадку просвечивало непривычное: вот он, рядовой инженер, не дворянского происхождения, не партийного выдвижения, не номенклатурных заслуг или мафиозных услуг, а своим умом и своими шершавыми, с детства исцарапанными руками все и сотворил, всего добился и достиг, едва настало новое время, и он вскочил в это время, как в стремя. Не красавец, с крепким торсом