Ракетное утро России. Анатолий Матвиенко
продолжил полковник. – Но не хочу вводить вас в заблуждение, гражданин… простите?
– Фон Ренненкампф, – безо всякой обиды повторил он.
– Ваша фамилия мне знакома. Вынужден предупредить – вакансии у нас не продаются.
– Мне тоже знакома, – встрял блондин. – Генерал Ренненкампф – ваш…
– Мой отец, царствие ему небесное, – барон перекрестился по-православному.
Засядько и его спутник переглянулись. Глава Академии осторожно продолжил:
– Прискорбная история мученической его смерти от рук корниловцев… Да, я помню. А вы после ареста отца, простите, чем занимались?
– Комиссары Керенского и меня хотели арестовать. С фамилией Ренненкампф я был просто обязан считаться немецким шпионом. Бежал в Англию через Гельсингфорс, – он на секунду сжал челюсти, у щёк напряглись желваки. Наверно, подробности отъезда из Директории запечатлелись накрепко. – Вступил в Королевский флот, был морским лётчиком. Воевал с Германией, когда Россия подписала мир.
Полковник обернулся к Георгию.
– Ваш коллега.
Тот кивнул, не проявляя к товарищу по борьбе с кайзером ни малейшего радушия.
– Видите, гражданин барон, – снова вступил блондин. – Даже Юрген Тилль, тоже германского происхождения и тоже авиатор, не торопится открыть объятия. Вам не кажется, что с этой фамилией в Москве будет, как бы сказать помягче… Неуютно.
– Меня предупреждали, и маменька, и товарищи. Что все конфузы четырнадцатого привыкли списывать на русских генералов германской крови. Что единственного командующего, захватившего изрядные земли в Восточной Пруссии, принято называть предателем, а труса Самсонова и бездарного Жилинского жертвами его коварства. Что остзейские немцы считаются врагами России хуже иудеев-христопродавцев, – он уловил протестующий жест Георгия, но не остановился. Изящное лицо Ренненкампфа заострилось от гнева. – А чистокровные великороссы, что бездарно провалили все последующие компании против кайзеровских войск, отделались снятием с постов. И даже корниловцев, путь первобытно жестоких, как мамаева орда, но побивших Германию осенью семнадцатого, презираете… Что же вы за люди такие!
– То есть сами понимаете, что нам не по пути, – подвёл итог Засядько.
– Не торопитесь, Александр Степанович, – вдруг переменился светловолосый. – Гражданин искренен, стало быть – есть надежда, что не потерян. Давайте ещё раз подумаем. Будьте любезны пригласить его на вечерние опыты.
– Извольте… – Засядько тщетно попытался скрыть удивление, а Серёжа с Георгием до сумерек гадали, кто же этот странный незнакомец, повелевающий главным ракетчиком, словно титулярный советник коллежским регистратором.
К первым сумеркам немецкий франт заявился снова. Поскольку авиаторы больше не занимали внезапно ставшее тесным небо, полковник решил начинать. Из милости к репортёрам, желавшим заснять непременно удачный старт, он велел первой пустить ракету по старинке – с длинным шестом. Тонкости,