Портрет Дориана Грея. Оскар Уайльд
глубоко чувствующим.
– Как так?
– Мой мальчик, поверхностными людьми я считаю как раз тех, кто любит только раз в жизни. Их так называемая верность, постоянство – лишь летаргия привычки или отсутствие воображения. Верность в любви, как и последовательность и неизменность мыслей, – это попросту доказательство бессилия… Верность! Когда-нибудь я займусь анализом этого чувства. В нём – жадность собственника. Многое мы охотно бросили бы, если бы не боязнь, что кто-нибудь другой это подберёт… Но не буду больше перебивать вас. Рассказывайте дальше.
– Так вот – я очутился в скверной, тесной ложе у сцены, и перед глазами у меня был аляповато размалёванный занавес. Я стал осматривать зал. Он был отделан с мишурной роскошью, везде – купидоны и рога изобилия[35], как в дешёвом свадебном торте. Галерея и задние ряды были переполнены, а первые ряды обтрёпанных кресел пустовали, да и на тех местах, что здесь, кажется, называют балконом, не видно было ни души. Между рядами ходили продавцы имбирного пива и апельсинов, и все зрители ожесточённо щёлкали орехи.
– Точь-в-точь как в славные дни расцвета британской драмы[36]!
– Да, наверное. Обстановка эта действовала угнетающе. И я уже подумывал, как бы мне выбраться оттуда, но тут взгляд мой упал на афишу. Как вы думаете, Гарри, что за пьеса шла в тот вечер?
– Ну, что-нибудь вроде «Идиот, или Нем, но невиновен». Деды наши любили такие пьесы. Чем дальше я живу на свете, Дориан, тем яснее вижу: то, чем удовлетворялись наши деды, для нас уже не годится. В искусстве, как и в политике, les grand-pères ont toujours tort[37].
– Эта пьеса, Гарри, и для нас достаточно хороша: это был Шекспир, «Ромео и Джульетта». Признаться, сначала мне стало обидно за Шекспира, которого играют в такой дыре. Но в то же время это меня немного заинтересовало. Во всяком случае, я решил посмотреть первое действие. Заиграл ужасающий оркестр, которым управлял молодой еврей, сидевший за разбитым пианино. От этой музыки я чуть не сбежал из зала, но наконец занавес поднялся, и представление началось. Ромео играл тучный пожилой мужчина с наведёнными жжёной пробкой бровями и хриплым трагическим голосом. Фигурой он напоминал пивной бочонок. Меркуцио был немногим лучше. Эту роль исполнял комик, который привык играть в фарсах. Он вставлял в текст отсебятину и был в самых дружеских отношениях с галёркой. Оба эти актёра были так же нелепы, как и декорации, и всё вместе напоминало ярмарочный балаган. Но Джульетта!.. Гарри, представьте себе девушку лет семнадцати, с нежным, как цветок, личиком, с головкой гречанки, обвитой тёмными косами. Глаза – синие озёра страсти, губы – лепестки роз. Первый раз в жизни я видел такую дивную красоту! Вы сказали как-то, что никакой пафос вас не трогает, но красота, одна лишь красота способна вызвать у вас слёзы. Так вот, Гарри, я с трудом мог разглядеть эту девушку, потому что слёзы туманили мне глаза. А голос!
Купидо́н – в древнеримской мифологии бог любви и любовной страсти (то же что Амур; в греческой мифологии соответствует Эроту); изображался шаловливым крылатым мальчиком с луком в руках и колчаном со стрелами любви за плечами. Рог изобилия – согласно древнегреческому мифу, младенца Зевса вскормила своим молоком коза Амалфея на острове Крит, где он был спрятан матерью Реей от гнева отца Кроноса; случайно сломанный рог козы Зевс в благодарность сделал рогом изобилия; в античной традиции рог изобилия служил символом богини мира Эйрене и бога богатства Плутоса.
Подразумевается, что, в отличие от описываемых времён, в эпоху расцвета английской драмы, отмеченную именами Кристофера Марло, Уильяма Шекспира и Бена Джонсона (вторая половина XVI – начало XVII в.), помимо частных театров существовали театры публичные, пользовавшиеся массовой популярностью у всех слоёв общества, где царили простые, непритязательные нравы.
Деды всегда не правы