Привет, Париж! Прощай, Париж!. Василенко Полина
Понимаешь, Федор, что происходит?
– Родьку на телеку показывают с его новой мадамой.
– А знаешь почему он с Нинкой?
– Влюбился.
– Влюбился, – Алла передразнила мужа. – Опоила его Нинка!
– Чем? – Федор явно не угадывал к чему ведет Алла.
– Откуда я знаю. Зелье какое-то, видать, накапала. Приворот сделала.
– Алла! Какое приворотное зелье? – изумилась Люба. – Двадцать первый век на дворе!
– И что? Бабы нынче ушлые пошли. Всяких книжек начитаются и творят дела, – Алла упорно гнула свою линию. – Да Бог с ним, с Родиком! Главное, что бы на тебя порчу не навела! Нинка на такое способна.
Какую порчу? – спросила Люба.
– На смерть, например, или на будущее безбрачие, – со знанием дела пояснила Алла. – Решено. Федор, иди заводи машину. Сейчас поедем.
– Куда? – в голос спросили Люба и Федор.
– В Заимку, в женский монастырь. Там, говорят, источник с целебной водой и по вечерам батюшка очень хорошо поет псалмы. У людей прямо чудеса случаются.
– Алка, мне не надо чудо! – попыталась возразить Люба. Ей так хорошо сиделось в большом уютном кресле около телевизора.
– Чудо нужно всем! Заодно и карму почистим. Пойми, в монастыре святые места. Там всякие порчи и сглазы мигом проходят. И если Нинка наколдовала нехорошее, то ей это обязательно потом возвратиться.
– Алла, может не надо? Само как-нибудь пройдет, – попыталась возразить Люба.
– И не возражай! Федор, заводи машину. Я заварю в термос чай и соберу еды в дорогу. Если через полчаса поедем, в аккурат успеем к вечерней службе.
Часа полтора они тряслись по разбитой сельской дороге. Постепенно стемнело. Неуютно и одиноко. Вокруг белая суровая замершая пустыня. Одни, посреди полей и неровный путь, освещаемый яркой, манящей в бездну, холодной луной. Любе представила стаю голодных волков, бегущих за машиной и стало еще тоскливее. Сглазы, чудеса, святые места. Двадцать первый век на дворе, а они едут порчу снимать!
Монастырь, окруженный надежным живым забором из высоких елей и сосен, показался не сразу. Вначале на пригорке, вдалеке сверкнули золотые маковки куполов небольшой церквушки. Купола тускло блистали, освещенные электрическим светом уличных фонарей. Маяк в лесном темном море. Тем кто верует – сюда.
Деревья мягко расступались, открывая путь к храму. Постепенно, приближаясь, можно было уже разглядеть крепкие деревянные постройки хозяйственного двора и двухэтажного здания самого монастыря. Церковь находилась в глубине. Скромная, укрытая от взглядов растущими рядом соснами и елями. Между деревьями приезжающие протоптали в глубоком снегу тропки-дорожки. Сделаешь после службы три круга вокруг церкви – и все хвори, печали долой.
Вдоль чищенной аллеи, ведущей к церкви, стояли красивые резные деревянные скамейки. Почти все они были заняты паломниками, терпеливо ожидающими начало вечерней службы. Люди тихо переговаривались, почти шептались, словно боясь спугнуть то самое чудо, ради которого приехали. Благость, разлитая в морозном