Атаман Войска Донского Платов. Андрей Венков
правительстве судьей… Ну, как же! Гоняли за ним года два по навету Карпа Денисова, что, мол, должен был Кирсанов казакам своего полка деньги за фураж, восемьдесят руб., и куда-то те деньги подевались, и еще что-то про донских артиллерийских меринов[70] – всего не упомнишь. Следствие тянулось, и все это Кирсанову в послужной список вписали, «а после того уже в преступлениях не бывал». Потом вроде всплыла правда, как масло на воде, кирсановский послужной список исчеркали, что невиновен, а Карпа Денисова за ложный навет на гауптвахту сажали. Поминала потом черкасня Денисовым, что Павла Кирсанова они уморили, наветом до могилы довели. Не смог человек пережить зряшного навета… Матвей же думал: «Не-ет, дыма без огня не бывает…»
Опустел в военные годы Черкасск. Скучно. Белели покрытые снегом «базы» артиллерийских лошадей. Тягали каких-то ребят, что, вопреки указу, направили вместо себя на службу наемщиков[71]. Очень скучно…
Благоденствуя в семье, слушал Матвей вместе с женой пересуды прислуги, больше и слушать нечего. Ужасался вместе с женой, что одна казачка мужа умертвить хотела, вырезала у себя при детородной части волосы, запекала в хлеб и есть ему давала. Да разве ж можно так жить! Рассказывала с восторгом прислуга, что пороли потом ту казачку на особом ночном сборе и отпустили, выпоров, с добронапутственным словом восвояси. Ну, так ей и надо!..
Батюшка Иван Федорович, стремительно старевший, порывался наставлять Матвея по хозяйству, намекал, что скоро помрет.
– Ты еще бодрый, молодой еще, – утешал его Матвей.
– Да бодрый не бодрый, а придется все ж в тот ящик лезть, где ни встать, ни сесть…
Но отца Матвей навещал редко. Тесть, Дмитрий Мартынович, не в пример интересней был. Сам осторожно выспрашивал: о войне, о начальниках, сам в тех местах воевал и места эти помнил.
– Проезжали ребята и говорили, что если б не Суворов… Правда или брешут?
– Кто ж его знает…
– Правда, что он стотысячную армию разбил, пока вы под Бендерами стояли?
– Правда.
– Ну вот, а ты говоришь!..
В знак особого доверия открывал Матвею глаза на тайные пружины войсковой жизни:
– Ты думаешь, почему меня Потемкин продвинул? Я ж в списке старшин двадцать пятым стоял… Иловайского держать! Мы с Иловайским двадцать колен враждуем.
– Какие же двадцать колен? Когда его… этого… Мартына из Лифляндии привезли? А ты про какие-то двадцать колен «тачаешь».
Глазки мартыновские, белобрысенькие, сужались. Бог его знает, может, и впрямь из чухонских земель… Говорил Мартынов жестко. Сильные люди не боятся про себя и других правду говорить.
– А ты слушай больше. Люди многое говорят, – и, наклоняясь к Матвею ближе, цедил: – Рабы, все рабы. Попридумывали черт-те чего… А копнуть…
Рассказывал Мартынов Матвею, как приезжал при Петре II в Черкасск полковник Тараканов, читал казакам грамоту, чтоб беглых выдали,
Коней для орудийных упряжек.
Богатые казаки в то время часто нанимали служить вместо себя бедных, а иногда даже неказаков.