Атаман Войска Донского Платов. Андрей Венков
вдохновенно сочиняли.
– Молодцы, – говорил «атаман». – Похваляю.
Потом задрался с кем-то из запроточных, кто высмеял его и усомнился в атаманстве.
За веселыми и самонужнейшими делами не уследили, как вечер опустился. Домой прибился позже отца.
Мать изругала:
– Где свиньи? Я за ними глядеть должна? И так от рук отстал…
Но при отце не кричала сильно.
Отец о делах расспрашивал, беспокоился. Долго жена и единственный сын все хозяйство без него тянули. При появлении Матвея отвлекся, полюбовался, за ухо и загривок потаскал. Матюшка по-кошачьи вцепился в ласковую его руку и повис на ней. Проворный, ловкий, сметливый – все это отец, не скрывая удовольствия, отметил, но возился с сыном недолго, опять к хозяйству обратился.
При знании русской грамоты, уме и твердом характере имел Иван Платов достаток средний, а если по коренной черкасне судить, – то и слабый. Когда-то, «при царе Митрохе, когда людей было трохи», а скорее всего, при Алексее Михайловиче, гоняли, по слухам, Платовы лес от Переволоки вниз по Дону, через это ремесло и прозвище якобы получили. Остался с тех пор сарай под лесной склад. Плоты гонять – дело хлопотное, требует постоянной отлучки, что при нынешней казачьей службе стало невозможно. Осели Платовы у протоки в Прибылянской станице, из черкасских одиннадцати не самой старой, но и не молодой, и стали, как другие, рыбу ловить.
Иван Платов отмечаем был на службе, тянулся более других, оттого и женился поздно, жену взял на десять лет моложе, да и с той пожить служба не давала. Забрал Данила Ефремов Ивана Платова за верность и лихость его в сотную команду, в «тайные советники», гонял по всей России с секретными делами. Попал Платов с ним в Петербург и осел там на несколько лет. Молодая жена его, Анна Ларионовна, получив весточку, что сидит Иван в столице на «Казачьем подворье» и включен молодым Ефремовым в особое посольство, стала надеяться, что хозяйство поправится. Этим только и держалась. Великая была честь в зимовую станицу, то есть в посольство, попасть, и выгоды немалые. При приезде и при отъезде послы царю представлялись и подарки получали. Рядовые самое малое – руб. по десять и сукно. А кто заслуженный, иногда и соболями. Бывало, сабли драгоценные привозили и ковши. Но, зная черкасскую повадку, что оружия у казаков и своего много и выпить есть чего, а из чего – и подавно, предлагали царские слуги зимовой станице брать деньгами: вот тебе на саблю тридцать руб., вот на ковш – пятнадцать. Брали. На такие деньги ого-го как развернуться можно.
Иван Платов домой вернулся и с саблей, и с деньгами, и с медалью золотой. Сидел теперь, прикидывал, как жизнь обустроить. Что ж, сорок лет человеку, пора и о хозяйстве подумать.
О делах столичных он много не рассказывал, но был весел, разжигал бабье любопытство загадочными словами:
– Я ее на престол и сажал. Теперь заживем.
Наговорившись всласть, расслабился Иван Федорович, вытянул ноги, заломил руки над головой, с грустной усмешкой сравнил свое кажущееся убогим жилье с ефремовским. Со всеми этими хлопотами о главном забыл.