Звоны Второго Иерусалима. Александр Пышненко
в экзотическую казачью униформу. На плечах у них почти настоящие погоны. Еще и деньги за это получают.
На втором этаже 57 корпуса, куда ведет крутая наружная лестница, вросшего первым этажом в землю древнего строения, обитали бывшие зэки. Они мало трудились. Предпочитая болтаться по Лавре без дела. Единственной заботой для них было это сидеть в своей келье и пить свой любимый напиток – чифирь.
Один из них Гена, сидел раза три в тюрьме, Тот любил со мной потрепаться. Подойдет ко мне, и что-то выведывает; выспрашивает. Меня здесь сразу же предупредили, чтоб я держал с ним ухо востро, не болтал лишнего. Бывший уголовник карикатурно копирует монахов, как те приветствуют один другого. Ему бы в цирк податься…
К восьми часам утра, мы дружно подтягиваемся на хозяйственный двор, который находится сразу же за зданием трапезной – это совсем недалеко от Дальних пещер. Туда же подходит и послушник Геннадий.
Это был крупный высокий мужик с седеющими волосами, собранными, как у многих монахов, сзади у конский хвост. У него так же имелась большая седеющая борода. Глаза его мне показались какими-то водянистыми. Он постоянно щурился. Впрочем, этот прищуренный взгляд – не предвещает ничего хорошего, особенно для тех, кто попал под его подозрение. Из-под кожанки, одетой поверх рясы, у него начинает набухать животик. На голове у него была одета неизменная кожаная кепка. О нем говорили здесь, что в 90-х он был настоящим бандитом. Банда орудовала на Троещенском рынке. Теперь, Геннадий, замаливает, очевидно, грехи своей молодости. Он уже – послушник. Строг, – но справедлив к нам.
Во многом порядок в Лавре держится на его плечах. Это он нам дает каждое утро работу. Он же за нее и спрашивает. По его указаниям убирается здесь мусор, красится Галерея, ведущая от Ближних пещер к Дальним. Я крашу в основном разные оградки…
…Они вскрыли мой дипломат, когда я был на работе. Это конечно не по-христиански копаться в чужих вещах. Но публика здесь разная, далека от разных светлых идеалов всего человечества. Нашли в конверте мои опубликованные в киевских газетах рассказы. Там же лежала небольшая повесть. Зачем-то, оставленная, после того как я все сжег, что писал все эти десять лет.
В тот же вечер Василий пригласил меня в свою келью, которая находилась за дверью служащей одновременно и шкафом. Входишь в переднюю келью – напротив шкаф. В шкафу – висит, как и положено, одежда. Сразу ни за что не догадаешься, что он служит также и дверью, которая ведет в небольшую келью. В той келье и жил Василий…
У него там имелась небольшая библиотечка.
– Можешь брать любую, – сказал Василий, показывая на корешки книг стоящих в три ряда на самодельной настенной полочке. Он молвил это так, вроде приглашал меня в роскошный ресторан.
Я приблизил руку к книгам, и потрогал корешки. Когда-то они составляли мою жизнь. Теперь, когда я сжег все свои рукописи, которые написал за десять лет. Мне уже не хотелось к ним прикасаться. Но своим отказом я мог его обидеть. Короче, я вытащил одну книгу. Это был