Прости. Забудь. Прощай. Алексей Коротяев
последнее слово с ходившей в его руках ходуном бумажки, директор
и зам облегченно перевели дух и захлопали громче всех. Зал поддержал. Свой
ведь! Да и трудно вот так выступать. Понимали. Не каждый сможет!
Логически продолжая ошибку, позвали на сцену Смирнову. На ее речи
Синельников собирался уже отдохнуть, или, как говорят на БАМе, расслабить ре-зинку на трусах. Раскинулся на стуле. Давай, мол, Мария! Мечи нам всю правду.
Мария Сергеевна не заставила себя долго ждать и взлетела на сцену в
распахнутой шубке, надетой на нарядное платье цвета ягод калины. Точно на середине она остановилась и откинула воротник назад, открывая алые плечики. Это
сделало ее похожей на раскрывающуюся в вазе розу. Затем она медленно обвела
зал глазами, облизала мгновенно пересохшие от волнения губы и, шумно набрав
воздух в легкие, хрипло крикнула «так, так, так!» прямо в сигаретный туман. Повернув голову в сторону президиума, Мария Сергеевна с благодарностью посмотрела
20
на зама. Брови у того от удивления поползли вверх, но он сдержанно и одобрительно кивнул на всякий случай. Зал заинтересовался происходящим, заулыбался
и захлопал. Он первым понял, что эта докладчица не чета предыдущим.
Глубоко вздохнув и выдохнув еще раз, она вдруг наморщила лоб и
быстро начала шевелить губами, как бы стараясь что-то вспомнить, затем лихорадочно зашарила по карманам шубы… скорее просто не замечая, чем не
обращая внимания на нарастающий смех. Выудив из одежды что-то похожее
на квитанцию, она явно обрадовалась и попыталась ее прочитать, прищуривая
глаза и двигая листок то ближе, то дальше от глаз.
– По-лу… Не вижу ни… , – начала она незатейливо про себя.
Как бы не так, про себя! Зал услышал, оживился и захлопал еще громче с криками:
– Машка! Не робей!
Она и не собиралась, а только повернулась к Синельникову и на весь
зал шепотом спросила доверительно:
– Слышь, Григорич! Не та бумажка-то! У тебя еще одной нет?
Теперь уже любому было понятно, что докладчица приняла для куражу, да видно, не рассчитала.
– Мария, а ты в… поищи, – выкрикнул кто-то из зала, и он утонул в
хохоте. Народ разогревался!
Лица у президиума застыли, как на старомодной черно-белой семейной фотографии. Особой белизной выделялись два из них.
Но первый акт еще даже не начинался. Так, разминочка, не более.
Представительница народа, услышав последнюю реплику, отверну-лась от агонизирующего президиума, прищурилась и медленно стала приближаться к краю сцены.
– Вы че, – начала она тихо, постепенно набирая обороты и громкость с
каждым словом. – Приперлись! Сидят тут… Козлы и лизы! Рожи пьяные! Твой
сынок – кретин, Винокуров, не ржи. И ты, и жена твоя! Че-то вас не позвали в-в-выступать, – ехидно и с вызовом прокричала она в зал, взгромождая ладони по
обе стороны бедер. – А не хотите слушать, я уйду, – заявила Мария