Как перестать быть жертвой и превратить свои ошибки и недостатки в достоинства. Гузель Хуснуллина-Махортова
в голубом вертолете, ответственность за свою жизнь, мы чаще всего попадаем в ловушку манипулятора. И крылья нашей души так и не расправились. Мы отказываемся от радости полета.
В ситуации выученной беспомощности мы идентифицируем себя с жертвой, беспомощным ребенком, который не может справиться с чем-то, кем-то, кто сильнее его.
Как только мы мигрируем в полюс детской беспомощности, мы становимся легкой добычей для манипуляторов всех мастей.
В ситуации выученной беспомощности мы попадаем в ловушку прошлого. Мы ждем помощи, как когда-то ждали поддержки от равнодушных родителей. Нам страшно проявить силу, инициативу, потому что от авторитарных, агрессивных родителей мы могли получить только очередной подзатыльник или окрик: «К ноге!»
Рядом с сильными и страшными взрослыми мы могли замирать от ужаса, втягивая голову в плечи.
Мы мигрируем в это поле детской беспомощности, хотя нам может быть и пятьдесят лет, и двадцать – тридцать – сорок.
Мы становимся бесхребетными. В этом состоянии нас используют. Мы ждем, что нас спасут, возьмут на ручки, но, как правило, нас предают. А за очередным предательством – утрата веры в себя, Бога. Отказ от своего земного предназначения ради мнимой безопасности. Быть никем безопасно, значит, быть беспомощным выгодно. Ты не можешь стать объектом зависти и агрессии, если ты господин Никто. Недаром те, кто добивается в жизни многого, говорят, что, если у тебя нет завистников и врагов, значит, ты ничего стоящего в этой жизни не сделал. Не расправил крылья. Бабочка умерла на стадии куколки или гусеницы.
Когда жизнь дает нам сложную задачу, мы можем бессознательно возвращаться в свою детскую беспомощность, впадая в иллюзию ожидания и поддержки. Нет, как правило, нет!
В детстве не получили, во взрослой жизни навряд ли…Скорее добьют, чем помогут. Здесь можно вспомнить самурая, готовящегося к битве. Самурай представляет свою смерть и просчитывает, как избежать поражения.
Выученная беспомощность парализует волю, отвагу и отключает мозг. На авансцену выходит раненый ребенок, который был жертвой рядом со взрослыми родителями или абьюзером.
Мы находимся в когнитивном диссонансе: ребенок беспомощен, но мы-то не беспомощны. Но поскольку мы мигрировали в детский полюс беспомощности и ничтожности, нам кажется, что мы не справимся, хотя это по большей части субъективное переживание.
Второй психологический признак жертвы – это самосбывающееся пророчество. Взрослый, идентифицирующий себя жертвой, ожидает катастрофы каждый божий день. У страха, как водится, глаза велики, так и жертва любую сложность способна свести к катастрофе.
Жертва может изо дня в день совершать когнитивную ошибку катастрофизации действительности. Мы все умрем и Страшный суд предсказан ведущими религиями. В животе и смерти только Бог волен.
Стоит ли бояться жить и исполнять свое Предназначение?
Быть или не быть – вот в чем вопрос.
Когнитивная ошибка катастрофизации действительности проистекает из первой – выученной беспомощности.
Почему