Картины иных миров. Юлия Цербер
я просто молча слушала ее, поглаживая Оззи, который был единственным живым существом, кто принимал меня такой, какая я есть.
– И тем не менее, я все расскажу твоему врачу. Если ты не в состоянии сама заботиться о себе, то я положу тебя в специализированный санаторий. На учебу ты все равно пока не ходишь. – Она, немного помолчав, давая себе отдышаться от непрекращающегося монолога. – Я сама позвоню миссис Дюваль. Скажу, что тебе нездоровится. А ты можешь потихоньку собирать свои вещи, я поеду в город за покупками. Напиши мне список, что тебе надо купить. Вернусь через пару часов. – она наконец-таки ушла.
Я опять пожелала, что я единственный ребенок в семье. Ее контроль иногда переходил все границы. С помощью меня она убегала от своих проблем, пытаясь создать или найти проблемы у меня и решать их с гордым упоением, что она хорошая мать. Иногда она звонила мне и рыдала в трубку, крайне негодуя, почему я не ценю всё то, что она для меня делает. И в то же время она могла напрочь забыть о моем существовании, когда у нее появлялся новый мужчина и она начинала с таким же самозабвением строить свою личную жизнь, забывая поздравлять меня даже по праздникам.
Я разговаривала с отцом по этому поводу, но он только разводил руками и предлагал мне переехать к нему в Лондон, от нее подальше. Так я поняла, что ему совсем ее не жаль. Если бы я переехала к отцу, она бы совершенно точно сошла с ума и начала прикладываться к бутылке. Именно поэтому я стойко переносила все нравоучения, влезания в мою личную жизнь и нарушения всех возможных границ.
Поначалу я правда пыталась ей помочь, даже переезжала к ней пожить на некоторое время, но моей нервной системы хватило только на неделю. После того как она попыталась перевести меня с факультета искусств на юридический без моего ведома, я быстро вернулась к себе в квартиру и не брала от нее трубки целую неделю. Помирились мы после этого случая только тогда, когда она согласилась пойти на терапию к психологу. Вот так мы дальше и жили: мать, которая ходит к психологу, и дочь, которая, кажется, прописалась у психотерапевта.
После того как Моника уехала, я смогла выдохнуть и настроить себя на новую волну ее упреков и стену из непонимания. Однако из-за моего постоянного затуманенного рассудка я и не замечала, что она мне говорит. Я очень хочу спать. Хочу уйти в спячку на пару месяцев, чтобы прийти в себя и снова провялиться на учебе и готовиться к выставке. Но недуг отражался и на моих работах. Картины стали мрачные и жуткие. Я больше не могла воссоздавать сказочные пейзажи, что ярко видела в своем воображении. Все оттенки в палитре стали красными и черными. Я рисовала мрачные небеса, стаи обезумевших в них ворон. Дожди из стекла, вихри из огня и существ, которых тяжело даже вообразить. Преподаватели не принимали такие работы. Мои оценки ухудшались, а после я вовсе перестала приходить на учебу. Сказав, что нарисую всю серию картин для экзаменационной выставки дома.
Раньше я была одной из лучших учениц. Миссис Дюваль пела мне дифирамбы о моем перспективном будущем. У меня был прирожденный талант к изобразительному искусству с самого детства,