Окрошка со вкусом счастья. Татьяна Сарана
тявкающих, как будто игрушечных, собачек. Любопытство покалывает меня, как травинка за шиворотом, не даёт устоять на месте. Несмотря на вчерашние строгие бабушкины запреты, я заглядываю вглубь квартир. Стены комнат тесно уставлены мебелью. Городское жильё оказывается таким же игрушечным, как и охраняющие его собачки. Мне кажется, что городские люди договорились притворяться, что они живут в настоящих домах.
Квартиры, хозяйки и собачки так похожи друг на друга, что быстро мне надоедают. Я встаю на цыпочки, украдкой заглядываю в бидоны: жду, когда закончится молоко.
Наконец, бидоны пустеют. Но на автобусную станцию мы, почему-то, не торопимся. Хитрый дедов прищур обещает мне что-то очень интересное. Дед пересчитывает пачку белёсых рублей, делит её пополам. Половину убирает во внутренний карман, а половину – в наружный.
По аллее из дымно зеленеющих акаций мы идём к двухэтажному зданию на площади, которое оказывается городским рестораном. Над большими окнами я с трудом разбираю название – причудливую вывеску из тусклых неоновых трубок. Под ней глухо заперты тяжёлые двери. Дед направляется к боковому входу, на котором белеет трафаретная надпись: «Кафетерий».
Женщина, стоящая за стойкой кафетерия, очень красива. Жёлтые волосы волной лежат по плечам, вокруг светлых глаз аккуратно нарисованы чёрные линии, к тугому вырезу платья пристёгнута тяжёлая сверкающая брошка. Женщина похожа на подмигивающих красавиц с наклеек, которые Мишка Самойлов привёз после армейской службы в Германии. Едва взглянув на нас, женщина, в ответ на дедову просьбу, громко говорит кому-то внутрь ресторана:
– Вальку позови!
Ресторан отзывается невнятным вопросом. Женщина раздражённо кричит:
– Где-где! На звезде! На кухне посмотри, она вроде там с утра ошивалась.
Женщина оборачивается к нам, презрительно оглядывает наши бидоны, дедовы хромовые сапоги с заправленными внутрь брюками. Наткнувшись на дедов взгляд, женщина опускает глаза, поправляет причёску. Пожимая плечами, виновато поясняет:
– Откуда я знаю, где? Мне некогда по ресторану шляться.
Дверь подсобки открывается, и я задыхаюсь от счастья. Из двери, снимая на ходу клеёнчатый фартук, торопливо выходит, почти выбегает – мама. Она подхватывает меня на руки, прижимается ко мне губами. Лицо её мокро от слёз. Я тоже начинаю реветь, «разинув рот корытом», как дразнит меня бабушка. Радость бестолково мешается с обидой. Почему дед сразу не сказал мне, что мы пойдём к маме? Зачем мы столько времени заходили в чужие квартиры, почему не пришли прямо сюда?
Мама сажает меня на колени. Всхлипывая, я крепко вцепляюсь в её коричневый свитер с чёрными квадратиками. Мама шепчет мне на ухо, гладит мои волосы. Её пальцы неровной дрожью ходят по моей голове. Дед замечает эту дрожь, синие глаза мрачно темнеют. Он что-то тихо спрашивает у мамы. Она притворно обижается, говорит, что деду «показалось».