Все от сердца моего. Валентина Тутынина (Шарова)
переживая, а вдруг кому-то из ребят не снесут курицы яиц – это не добрая примета. Конечно, ребята этого не узнают, подложит Ивановна в гнезда яиц перед тем, как пойдут собирать.
Все обошлось без хитростей. Все дни курицы давали по четыре—пять яиц. Не пришлось подсовывать яицо в гнезда.
Дверь в дом неожиданно открылась, и показалась частая гостья – Таня-нищенка, как ее прозвали в народе.
– Прости, если не вовремя, не помешаю? – извиняясь, проговорила она, перекрестилась на иконы с поклоном.
– Доброжаловать. Заходи. Чая хоть попью с тобой. Вовсе ухамазгалась.
Быстро начала собирать на стол чашки, мед, хлеб. Последний день поста самый строгий, старались не нарушать его.
– Я руки-те тамока помою, – показывая в сторону умывальника, проговорила Татьяна, – тапки одяну, ноги зябут. Совсем стара стала, даве голову окружало, думала, так и баздохнусь в грязь-ту. Ну, доползла мало-мало.
– Ладно, знашь ведь чё где, надевай и проходи к столу, – пригласила Ивановна.
– Дай мне мякиш, корку не могу ись, зубов вовсе нет. Зуб на зуб не попадат. Один верхний с одной стороны и снизу один с другой стороны, – сказала для шутки, и обе весело засмеялись…
Святки
Мороз чуть ослабел, уже не трещат углы дома. Ивановна, как всегда, с наступлением сумерек собиралась на улицу к скотине. Можно было бы остряпаться раньше, пока светло, и электричества меньше жечь, но жалко скотину, долгой ночь покажется до утреннего кормления. Муж Егор стоял у радиоприемника и прислушивался, «что прогноза скажет». В уличную дверь послышался стук, Ивановна попросила мужа встретить гостей, в ограде свет не включен, но тот не слышит.
– Егор, другореть говорю, открой дверь, свет включи, кто-то шабаркатся там в ограде, – ворчливо, без злобы попросила она, – да кого там леший несет? Я оделась рям на ряме, нечо на меня смотреть.
– Ой, горбунцы нашто, – услышав догоняющего компанию гармониста, весело с удивлением ответил ей Егор.
– А че ты изумился? И лонись были. Это к добру, – парировала Ивановна.
Тем временем веселая, поющая частушки компания двигалась уже по сеням. Егор схватился за притвор голбца и пытался его открыть, застелить половиком, чтобы веселых, одетых в вывернутые шубы ряженых поймать в ловушку. Голбец не глубокий, не ушибутся. Но Ивановна, сама одета как горбунец из-за морозов, бросилась закрывать голбец притвором.
– Че ты, старый, свихнулся, наши бабы-те, сыздаля вижу, как счас ловну по лбу! Иди самогонку доставай да капусту из залавка.
Дверь широко открылась, и вместе с клубами холода в избу ввалились и быстро заполнили собой всё пространство восемь орущих алтынновскую ряженых.
– Ой, стужи-то напускали, шевелитесь скорей! – подгонял женщин сзади мужской голос.
– Ивановна, да ты така жо нарядна, как мы, – смеясь, сказала одна из гостей, показывая на починенные штаны и дырявую шалюшку хозяйки.