Во главе кошмаров. Лия Арден
Хоть он и не торопился отвечать, но я видела, что он скорее размышляет, чем отказывается говорить.
– Не только. Ещё помешали сомнения и большая доза лжи. Я забрал часть их воспоминаний, – то ли с неохотой, то ли с сожалением поделился Морос. – Камаэля и Весты. Забрал эпизоды о том, что после падения ты начала поправляться, о твоём восстановлении. Они сохранили лишь то, что заживление проходило очень медленно, а травмы были серьёзными. Я не хвастаюсь, но работа вышла скрупулёзная. Требовалось филигранное мастерство, чтобы они ничего не заподозрили.
Его ответ не вызвал у меня ни шока, ни возмущения. Все эмоции парализовало от смятения. Я не могла «считать» Мороса: слова значили одно, тон передавал другое, в то время как выражение лица – третье. Он будто испытывал несколько несопоставимых для меня эмоций одновременно, а мой разум был ограничен из-за отсутствия немыслимо длинного жизненного опыта, которым обладал собеседник.
– Они ведь твои племянники. Как ты мог с ними так поступить?
Морос потёр переносицу:
– Я этим и не горжусь. Помни я, как ощущается страх, сказал бы, что меня даже немного пугает мысль, что однажды они осознают пропажу деталей из воспоминаний. А уж обижаться эти двое умеют.
Теперь мне стали понятнее заминки Весты в рассказе. Она запиналась именно на истории о болезни, выглядела немного растерянной, память подводила её в точности нюансов.
– Но если с Вестой это сработало, то Камаэль, несмотря на проделанное с его сознанием, всё равно так просто не успокоился. Поэтому Гипнос дурил ему голову годами, чтобы тот сдался и прекратил поиски. Гипнос настолько преуспел, что при встрече с тобой Камаэль сам отказался верить в очевидное. Кажется, его даже злили любые совпадения.
– Ты заверил, что Гипнос любит своих детей.
– Безмерно, Кассия. Даже проживи ты сто-двести лет, не поймёшь глубину любви, которую он к ним испытывает. Те или иные поступки могут казаться вам неправильными, но только из-за непонимания. В нашем возрасте, после всего увиденного и пережитого, любовь, одержимость, тоска и прочие эмоции приобретают совершенно новое значение, они ощущаются по-другому. Хотя Камаэль сумел бы потягаться упрямством с Морфеем, Фобетором и Фантасом. После эпизода с наркотиками в театре он всё-таки пришёл ко мне с прямым вопросом, ты ли это.
– И?
– Я соврал, что нет.
У меня не нашлось обвинений, я слышала искреннюю горечь в его голосе, словно Моросу была противна эта ложь, но он понимал её неизбежность по каким-то своим соображениям. Подводящий к гибели. Мойры – безвольные хранительницы судеб. Вероятно, и Морос подводит к нужному итогу не столько по собственной воле, сколько по запросу равновесия. Кай в ссоре с отцом упоминал, что меня не должно было оказаться на встрече. Гипнос это подтвердил. Возможно, именно действия Мороса подвели всё к тому, что я очутилась в Даории. Или произошла случайность, которая не была никем предопределена. Новый вопрос озвучить не удалось – карета дёрнулась на последнем отрезке пути и замерла.
– Мы