Король Аттолии. Меган Уэйлин Тернер
и туники. Длинные широкие рукава должны были прикрыть манжету с крюком, надетую вместо отсутствующей руки, но лакеи принесли именно тот камзол, где портной допустил ошибку. Рукава были коротки. Наружу уродливо торчали не только крюк, но и вся манжета. Король отправил одежду обратно.
Седжанус, перед королем напускавший на себя миролюбивый вид, на обратном пути накинул камзол на себя и с напускным смятением уставился на руки, торчавшие из рукавов почти по локоть. Пошевелил пальцами левой руки, потом с ужасом уставился на правую, пальцы которой сложил в подобие крюка. Потянув за рукав левой рукой, спрятал правую внутри, потом сунул ее под мышку и огляделся с деланой печалью. За спиной у Костиса кто-то из стражников, смотревших на это, фыркнул, еле сдерживая смех, а трое лакеев, стоявших перед королем, непроницаемо молчали.
Похоже, король ничем не мог повлиять на своих слуг. Мог бы, конечно, прогнать их, но Костис догадывался, что тем самым он бы окончательно расписался в своем бессилии. Поэтому Эвгенидес сидел, стиснув зубы, и не обращал внимания на Седжануса.
И вот, когда королю наконец принесли подходящую одежду и раболепно помогли облачиться, он позвал Костиса. Как и накануне, внимательно оглядел с головы до ног:
– Костис, ты ведь типичный образчик гвардейца? Я немного удивлен. Нет, я, конечно, понимаю, что вы не настоящие солдаты, а исполняете чисто декоративные задачи. Тем не менее я ожидал, что ты будешь немного более… декоративен.
Почти у всех лакеев хватило совести изобразить виноватый вид. Они понимали, что Костис расплачивается за их издевательства. Хиларион, находясь вне королевского поля зрения, метнул на повелителя сердитый взгляд. А Седжанусу было откровенно весело. Он выгнул бровь и улыбнулся, словно ждал, что Костис вместе с ним посмеется над шуткой.
И тогда Костис наконец понял свои новые обязанности. Его извлекли из небытия, чтобы королю было на ком сорвать злость.
Если король и собирался выставить Костиса – а в его лице и всю гвардию – на посмешище, он явно выбрал себе не ту мишень. С того самого дня рядовые гвардейцы всерьез относились к нему как к полноправному лейтенанту. Рядом с королем Костис был мишенью для шуток, однако гвардейцы, среди которых были и ветераны вдвое старше его, с величайшим почтением отдавали ему честь. Даже Телеус не делал различия между Костисом и другими лейтенантами. Поначалу от такого внимания Костису было не по себе. Он чувствовал себя чуть ли не мошенником, однако видел, что уважают его искренне. Гвардия хотела видеть в нем лейтенанта, а не куклу в мундире, и их уверенность придавала ему сил, чтобы с достоинством сносить королевские насмешки.
Костис получил поддержку и из еще одного источника, оставшегося неизвестным. Он подозревал, что это Седжанус, но ничем не мог это подтвердить. Да и с какой стати главный мучитель короля будет время от времени посылать заметки о королевских уроках?