Неудобные люди. Ярослав Жаворонков
подоле принесет?!
– Чтобы принести в подоле, нужен подол. Это во-первых…
– Мне кажется, тут не до шуток, Сереж.
– Да она сама у тебя внебрачная! В смысле у тебя самой…
– О да, Сережа. Да, спасибо, что напомнил.
– Нет, я про то, что требовать от нее…
– Внебрачная, да, потому что он козел! А не потому, что я. Как будто ты не знаешь.
Сережа кивнул, смотря перед собой.
– Еще недавно ты сам на нее наезжал.
– Это было до того, как начала наезжать ты. Не могут же ее терроризировать две трети этой квартиры. И я ей всё говорил по делу.
– …Ладно. Я просто хочу, чтобы она… Ты же понимаешь?
Он снова кивнул. Помолчал полминуты.
– Ланч с Юсуфовыми, помнишь? Семейный ланч, – сказал Сережа. Медленно.
Если он звал ее, значит, деньги. Это Настя запомнила: звал он ее периодически, когда решал, что она может стать вишенкой на денежном торте, оливкой в воображаемом финансовом мартини.
– Хорошо, без проблем. Я буду.
– Ты не спросила когда.
– Это неважно. Я сказала, что буду. Ты попросил, и я буду.
– Ты прошлый пропустила, – смотрел на нее через забрало – между сведенными бровями и бокалом вина.
– Да, я помню, Сережа. Этот не пропущу. Только не в понедельник. Там мне надо занять рабочее место, войти во вкус, в смысле в курс.
– Ну, хорошо, – встал, взял со стола тарелки.
– Сережа.
– Что?
– Я понимаю вас… вашу… но за меня-то вы рады?
– Ладно, я скажу… Ты что, специально это? Делаешь, – поставил обратно. – Сейчас, когда мы только начали налаживать?
– Налаживать?
– Ты прекрасно поняла.
– …Мне приятно, точнее, я ценю, что ты делаешь, спасибо. Спасибо тебе за это. Но… я ведь тоже стараюсь, знаешь. И именно поэтому мне это нужно. – У Насти заперебирались пальцы. – Мне нужно пойти куда-то, поработать там, отвлечься. Не думая, как бы… подумать, точнее. Я же не говорю, что навсегда, что до пенсии буду там прям работать, да?
– Ну. Да, – тарелки обратно в руки[13]. – Ладно.
– Это ладно – ты как бы разрешил мне? Или смирился?
– Просто ладно, Насть.
– Ладно. …Ты так и не ответил.
– На что?
– За меня вы рады?
– Рады, рады. Рады мы за тебя. До усрачки.
– И Крис?
Сережа молчал. Насте показалось, что она слышала протяжный вздох, но не решилась бы сказать точно: Сережа включил посудомойку, и та загудела.
– Думаю, да. И Крис.
И тоже вышел из кухни.
Когда Настя завернула из коридора и вынырнула в гостиной – большой, обычно хорошо освещенной, но сейчас зашторенной, – Сережа с Крис сидели на диване перед телевизором, спиной к Насте. Смотрели на переливающуюся плазму в полстены.
– Ребят… А я торт приготовила, – наигранно весело сказала Настя.
Ребята к ней не обернулись.
И почему торт? В жизни торты не пекла. Даже не умела. А тут
Да убери ты, господи, эту посуду и повернись ко мне.