Как Шагал в нарисованном Витебске шагал. Галина Дербина
подняла на художника вопросительный взгляд и попросила:
– Может быть, вы объясните мне, что вы хотели сказать хотя бы одной из семнадцати картин? Голос ее прозвучал так жалобно, что Шагал невольно улыбнулся, но все же немного ворчливо ответил:
– Не дело художника комментировать собственные произведения, это прерогатива искусствоведов. А вы вот что… Скажите мне, какое общее впечатление произвели на вас картины?
Франсуаза опустила глаза, потом повернулась спиной к Валентине и вначале медленно, но потом распаляясь, заговорила:
– Величайшее! Нет, правда, очень сильное впечатление, особенно если говорить о цвете. Ваши цветовые решения совершенно необыкновенны, они так… Это просто настоящее буйство цвета. Честное слово! Меня прямо в дрожь бросило, когда я в первый раз увидела картину «Авраам и три ангела». Она сияет алым цветом, как разгоревшийся пожар. Я даже подумала, что для данного полотна вы выбрали именно этот цвет, так как он… Этот цвет как бы предвещает главному герою картины грандиозное будущее. Эти кроваво-красные оттенки несут в себе столько жизненной энергии, что они невольно рождают в моей голове разные, я бы сказала, живые или даже даже живительные ассоциации.
Она хотела продолжить, но, встретившись с взглядом Валентины, умолкла, помялась и вдруг выпалила:
– Нет, честное слово, именно цвет толкает зрителей к раздумьям, – она немного помолчала, подумала и тихо добавила: – Даже меня толкает, хотя я в этом пока еще не совсем разобралась.
Лицо Валентины вытянулось. Шагал, склонив набок голову, уставился на барышню, а та, увлекшись, продолжала:
– Мне интересно… Как вы догадываетесь, какой цвет использовать в том или ином случае?
– Люди почему-то часто обсуждают, как и каким образом, по системе какой школы или направления следует наносить краски на холст. Но все, что связано с цветом, является врожденным. Вы понимаете, о чем я?
– Врожденным? – Франсуаза наморщила лобик, было заметно, что она опять не до конца понимает, о чем толкует художник.
Увидев это, он прибавил:
– Все, что касается цвета, возникает в голове художника в момент его рождения. Оно возникло и отложилось в подсознании, где-то там в подкорке, – Шагал указательным пальцем постучал себя по виску и продолжал: – Потом оно как зерно зреет где-то в глубинах мозга, а созрев, выплескивается на полотно. Иными словами, результат работы не зависит от метода письма или от фигуры, на которую вы кладете цвет.
– Да, да, я где-то читала про это. Словом, я кое-что слышала из того, что вы сказали.
– Слышали? – удивленно спросила Валентина и тихо, так, чтобы услышала только барышня, едко прибавила: – Слышать и понимать – это разные вещи.
Франсуаза не расслышала замечания Бродской и в запале продолжила:
– Мне кажется, цвет может зависеть от владения художником кистью… Правильно я думаю… Да?
Шагал медлил с ответом. Девушке не терпелось, и она спросила, удивляясь собственным словам:
– Неужели