Леокадия и другие новеллы. Роман Шмараков
я сознался, что не помню, и он рассказал мне ее.
Отправив сенату письмо, где он исчислял свои победы над внешними врагами и обиды от римских неприятелей, Корнелий Сулла, оставивший Афины, где он принял посвящение в таинства, через Фессалию и Македонию спустился к морю и, намереваясь на тысяче кораблей переправиться в Брундизий, подошел к Аполлонии, чтобы разбить лагерь подле мыса Нимфей. В его-то лесах, славных неиссякающими потоками огня, что струятся там из утесов, и был, как говорят, схвачен спящий сатир, точно такой, каких изображают живописцы, и приведен к Сулле, который хотя и пребывал в беспокойстве и вседневных раздумьях о том, что ждет его в Италии, однако же не утратил любопытства к вещам диковинным и попадающимся не каждому. А поскольку сатир дичился людей, как пойманный зверь, Сулла велел привести в шатер флейтистку, из тех, что он всюду возил за собою, и велел ей, севши перед сатиром, играть мелодии нежные и спокойные, чтобы понемногу успокоить его и приучить к человеческому обществу. Однако стоило девушке начать игру, как сатир, оставленный с флейтисткою наедине, бросился к ней и, если бы на ее крик не вбежали воины, сторожившие у входа, совершил бы над ней насилие без всякого стыда. Суллу это лишь позабавило, но тут философ-перипатетик Калликрат, бывший в его свите, принялся просить у него, как особой милости, позволения провести некоторое время с сатиром: на вопрос же Суллы, зачем ему это, отвечал, что если флейта, способная лишь разнеживать или вводить в исступление, поднимает в этом существе вожделения, сродные всем животным, то человеческая речь, возможно, прояснит в нем разум, как в человеке, встающем от сна или беспамятства; что упустить такой случай было бы величайшею небрежностью и что все усилия надо приложить, чтобы, так сказать, разговорить самое природу, попавшуюся им в руки, и выпытать некоторые из ее тайн. Сулла, благоволивший Калликрату, разрешил ему, однако с тем условием, что с ним в шатер войдут и будут при нем неотлучно два солдата, на случай, если в сатире проснется его необузданная ярость. Калликрат противился, но наконец, видя, что Суллу не переубедить, с неохотою согласился. В шатер он вошел, одетый в простой темный плащ, воинам велел вести себя смирно и не греметь оружием, а сам, севши перед сатиром, сказал ему по-гречески, чтобы тот ничего не опасался, ибо ему не желают зла, а просто хотят спросить кое о чем: кто он таков, рожден ли в этих краях или пришел откуда-то и чем здесь живет. Сатир, некоторое время внимательно следивший за речью философа, внезапно закрыл лицо руками, подскочив с места, отвернулся к кожаному боку шатра и стоял так не шевелясь, покамест Калликрат, расточив все свои ласковые слова и увещеванья, не принужден был выйти из шатра, раздосадованный неудачей. Из-за этого среди людей, окружавших Суллу, поднялся спор, насмехался ли сатир над усилиями Калликрата, давая ему понять, сколь самонадеянно взялся тот пытать природу, или же испугался блеска мечей, грозного вида воинов и человека, твердо и неотрывно