Леокадия и другие новеллы. Роман Шмараков
rel="nofollow" href="#note8" type="note">8,
однако предаются тем же делам, что и при жизни, как камень, что катится с горы: видел он, как одни занимаются рыбною ловлею в хмельных болотах —
tum jacet in spatium sine corpore pigra vorago
limosique lacus9 —
а другие ставят мельницы и сукновальни на потоках того, что дьяволу довелось выпить, и дивно было смотреть, как мельничную плицу гонят струи аржантейского вина или лилльского пива; были там и такие, кто занимался ремеслом, кто к какому привык, а ежели из-за своего ремесла они и угодили сюда, то там были и судьи, которые судили их и отправляли правильным порядком на виселицу; были там и площади, где собирались богословы, чтобы спорить о простом и двойном предопределении, и монахи всех орденов, сходившиеся, чтобы устраивать процессии. И хотя там была непроглядная темнота, непрестанно шли зловонные дожди и разливались озера черной желчи и горящей серы, люди к этому притерпелись, а врачи, нотариусы и адвокаты так и вовсе процветали. Таким образом Жан висел над этой страной, болтая ногами, а пятки его задевали крылатые бесы, что летают над этими славными городами, набрасываясь то на одного греховодника, то на другого, как коршун на клушу; и вот он почувствовал, что руки его слабеют и он того гляди рухнет туда, в область проклятых, куда ему вовсе не хотелось. И хотя его душа и была
magnis exterrita monstris10,
но он не растерял своей сметки. Жан напрягает все силы и кричит дьяволу:
– Знаешь, кум, я тебе скажу, а уж ты не обессудь, – вижу я, что те, которых схоронил ты в своей утробе, приноровились жить за твой счет. Потроха твои этот бесстыжий народ роет лопатами, сваливает на телеги, продает на рынке каждый день, даже по пятницам, и подает на стол, кто вареными, кто печеными; твои ребра выламывают топорами, чтоб гати мостить и палисады ставить, а твое сало перетапливают на свечи. Не думал я, что увижу такое!
Дьявол, слыша таковые речи у себя во рту, не разомкнул челюстей, но лишь затряс головой сильнее. Жана мотает из стороны в сторону, как соколье вабило, но он ухватился покрепче и опять начинает:
– Вот что еще я тут вижу: издают законы, не спрашиваясь твоего согласия, и судят, не дожидаясь твоих решений, и думают, что они достаточно разбираются в справедливости, чтобы жить своим умом, а не как ты велишь. Не думаю, что это хорошо.
Не по сердцу это дьяволу, но он рта не открывает. Жан уж почти падает, но решает напоследок пытать счастья:
– Вот какую еще дивную вещь вижу я, куманек: один мужик – верно, бывший при жизни живописцем, из тех, что расписывают церкви у фламандцев, – взгромоздившись на помост, расписывает твои бока самыми прекрасными картинами, сколько Бог ему дал способностей и прилежания: и вот сейчас, сдается мне, он изображает, как архангел Михаил, в прекрасных сияющих доспехах, свергает тебя копьем с неба, и вид у тебя самый жалкий – так уж он сумел это показать.
Тут дьявол разинул пасть и как завопит:
– Этот щеголь с шелковым знаменем! Да если бы он бился в честном бою, а не ударил мне в тыл из засады, еще неизвестно, кто бы сейчас был здесь, а кто бы прохлаждался на небе!
И с первым же
Там широко простирается стоячая пучина без какой-либо твари и илистые озера (
Устрашена великими чудесами (