Особое мнение. Филип К. Дик
долларов.
Отец поперхнулся на вдохе.
– Вот так вот, вынь да положь?
– У них программы рассрочки есть. На любой кошелек.
– Ну да, еще бы. И расплачивайся потом до конца дней. Ссудный процент, стоимость кредита… а гарантию какую дают?
– Три месяца.
– А что будет, когда эта штука сломается? Когда прекратит… очищать и обеззараживать? Три месяца гарантии! Ха! Другими словами, она и развалится ровно через три месяца с одним днем!
Майк Фостер покачал головой:
– Нет, не развалится. Бункер большой. Прочный.
Отец Майка мучительно покраснел. Невысокий, худой, тонкокостный, в эту минуту он разом вспомнил все свои жизненные баталии, неизменно завершавшиеся поражениями, вспомнил, как старательно экономил, цеплялся за работу, за деньги, за мебельный магазин, с каким трудом проделал долгий нелегкий путь от счетовода до управляющего и, наконец, до владельца…
– Поймите вы: нас запугивают только затем, чтоб вся эта карусель вертелась без перебоев! – в отчаянии заорал он жене с сыном. – Боятся новой депрессии, вот и держат нас в страхе!
– Боб, – неторопливо, негромко заговорила его жена, – прекрати. Хватит. Я этого больше не вынесу.
Боб Фостер озадаченно заморгал.
– О чем ты? – пробормотал он. – Надоело все это до смерти. Налоги, налоги, налоги – спасения от них нет, а как мелкой розничной торговле держаться на плаву, состязаясь с крупными сетями? Закон нужен, чтобы…
Внезапно осекшись, он отодвинулся от стола и поднялся на ноги.
– Пожалуй, я сыт. Пойду прилягу, подремлю часок на диване.
Впалые щеки его жены зарумянились, глаза запылали огнем.
– Как хочешь, а бункер купить придется! Я эти пересуды на наш счет больше терпеть не намерена. Все соседи, все лавочники, все знакомые… Куда ни сунься, всюду только о нас и слышно, и уже сколько лет – с того самого дня, как знамя на площади подняли. Антигот, антигот! Единственный на весь город! За эти штуковины, кружащие над головой, платят все, кроме нас!
– Не выйдет, – устало ответил Боб Фостер. – Не получится.
– Почему это?
– Потому, что такие покупки нам не по карману, – признался Боб.
В гостиной сделалось тихо.
– Ты все вложил в этот магазин, – нарушив затянувшееся молчание, заговорила Руфь, – а он все равно дышит на ладан. Как старьевщик, тащишь в эту крысиную нору все без разбора! Кому в наши дни нужна деревянная мебель? Ты же сам превратился в диковинку… в антиквариат!
В ярости она хлопнула по столу, и стол, точно вспугнутый зверь, вскинулся, вздрогнул, принялся лихорадочно собирать опустевшие тарелки и стремительно, булькая на ходу баком посудомоечной машины, покатил в кухню.
Боб Фостер устало вздохнул.
– Давай обойдемся без ссор. Я буду в гостиной. Дай мне вздремнуть часок, а о бункере… о бункере, возможно, позже поговорим.
– «Позже, позже»… только одно от тебя и слышно, – язвительно буркнула Руфь.
Ссутулившись