Сказки города Н. Часть вторая – Я тебя никому не отдам. Елена Соколова
момента приняла для себя, как данность, как факт, железно и железобетонно, что эта квартира – только ее и ничья больше. Она определила для себя, что родители просто не хотят ей об этом говорить, но даже простая логика указывала на подобный расклад. Машина ведь ей ни к чему, она не хочет учиться ее водить, это обременительно, да и дача тоже груз еще тот. Ею беспрерывно надо заниматься, там же все время что-то портится и ломается – ветра с моря безжалостны, соль разъедает железо, там слишком часто холодно и сыро, и назвать этот дом райским уголком можно разве что пару месяцев в году. К тому же на носу был день ее рождения, двадцатилетие, и она подумала, что это действительно, может быть как бы подарком для нее, поэтому они, наверное, и не говорят ей заранее. И еще подумала, что действительно ведь она может теперь уже скоро выйти замуж, а вдруг жених будет без черной Волги и квартиры – перспективные и умные, как правило, всегда бессеребренники в начале карьеры – надо же им будет тогда где-то жить, не снимать же им.
Они переехали. Прошел месяц, потом другой – оба в неустанных домашних хлопотах, а потом мама Ираиды стала вдруг стремительно поправляться. Еще месяц, и дочери стало понятно – мама беременна. В сорок лет! Это было почти безумие!
– Вам же говорили, что этого не будет, – кричала она на кухне отцу. – Вам же говорили, что это невозможно, что это сложно!
Лев Иосифович пристально смотрел в чашку с чаем. Долго смотрел. Потом ответил:
– Видишь ли, дочь, природа любит сложные задачи. А невозможные – еще больше. Вот и озадачила нас всех.
– Но это опасно!
– Жизнь и так опасна, – пожал плечами отец. – Ты села в машину – можешь разбиться, вышла на улицу – можешь попасть под машину. Ты можешь умереть, даже сидя дома на диване, да что там сидя – лежа, во сне! Нет ни одного человека на земле, у кого была бы гарантия, что он непременно проживет следующие пять минут. Я только одного понять не могу – ты не рада за нас? У тебя есть какие-то возражения?
Ираида замолкла. Что она могла сказать? Что она считает всю эту квартиру своей собственностью? Что она не желает ни с кем делиться тем, что ей принадлежит? Что она была уверена и за эти годы намертво убедила себя, что она единственная дочь и всегда будет ею, и что все, чем владеют ее папа и мама, однажды достанется ей и только ей?
Она не могла произнести это вслух. Пока не могла. Но настал день – и это случилось. И это стало началом конца их семьи.
В оправдание Ираиде следует заметить, что ее эгоистические взгляды на жизнь и недвижимость взялись, разумеется, не с потолка. Их, так или иначе, взрастили ее родители – неумным и неуемным балованьем, неумением ограничивать ее требования и желания, нежеланием наказывать за провинности и стремлением обезопасить дочь от максимального количества проблем. Она привыкла, что все для нее и ради нее – почему она должна была вдруг от этого отказаться? Они даже не сочли необходимым – хотя бы