Дорога в лето. Михаил Панюшкин
по городу. Ты показываешь ему сосну, в которую ударила молния, и самый большой в округе муравейник, и руины старого коровника.
– Когда-то здесь был совхоз-миллионер. Но потом стало ненужно.
– Да, я его помню. Та еще помойка была. Передовая, – неожиданно зло говорит он.
Потом вы возвращаетесь домой. Мать с отцом еще не успели прийти с работы, и вы проходите в кухню и наливаете чай.
– Ну-ка, давай, показывай, что нарисовала.
Ты вытаскиваешь папку с рисунками.
– Только родителям не говорите. Им не нравится.
– Я что? На болтуна похож?
Он смотрит на листы альбомной бумаги.
– Слушай, а здорово! Я давно такого не видел. Ты училась где-нибудь?
– Нет, я просто рисую…
– У тебя талант, настоящий, тебе обязательно учиться надо. Ты же в художника вырасти сможешь. Может, давай я с папой и мамой твоими поговорю?
– Нет, ну что вы! – пугаешься ты.
– У меня получится. Правда. Ты же, как раз, в следующем году школу заканчиваешь? Самое время, ну что ты тут делать будешь? Дояркой работать?
– Я пока не знаю. Родители обещали устроить.
– Ага, в магазине колбасой торговать. Дай еще посмотреть лучше…
И он продолжает смотреть твои рисунки. Их еще никто так внимательно никогда не рассматривал.
А вечером ты сидишь в комнате и вслушиваешься в разговор за стеной.
– Нет, ну Леша, я тебя конечно понимаю. Ты все жалеешь, что в детстве тебя в музыкальную школу не отдали. Помню, театрами всякими занимался, время свое тратил. Баловство все это. – говорит отец. По голосу слышно, что он явно скучает:
– Она должна замуж выйти, семью нормальную создать, а не мотаться по всему свету с голой жопой, картинки малевать. Ей профессия нужна!
– Да чем вам художник не профессия? Поражаете вы меня. Вот Пушкин тоже приходил в деревню, а его спрашивали, где он работает. Он отвечал, поэт, мол, я. А ему говорили – это дело хорошее, а работаешь-то где? И вы такие же, – говорит дядя Леша. Он явно растерян – похоже, не ожидал сопротивления. Он просто плохо знает родителей. Они уже сшили свою жизнь – и теперь считают, что по тем же самым лекалам можно выкроить и чужую судьбу. Потом скрепить доставшимися по наследству нитками. Поэтому они говорят уверенно.
– Ну, ты то ее с Пушкиным не равняй, мала козявка слишком.
– Мала, не мала, а учится ей все-таки стоит. Вы ее рисунки видели? – уже не надеясь, говорит дядя Леша. Так, просто из упрямства. Его аргументы разбиваются, будто о бетонную стену. В разговор вступает мать:
– Да вот еще время тратить.
Как отрезала.
– Все равно ей учится год. Там разберемся, – поддерживает ее отец. Тема разговора уходит в сторону, все скатывается к обычным проблемам.
– Да вам же выезжать скоро, давайте покушаем на дорожку.
– Леша, ты письмо не забыл захватить?
– Вот, берите чайку, вам картошки наложить?
– Не хочу я есть, я уж лучше пойду сейчас. Там на вокзале посмотрю,