Любовь и смерть в Италии эпохи Возрождения. Томас Коэн
и воплем: «Ах, изменница, хочешь убежать!» Как рассказывает ее сестра Диаманте, в последнюю минуту Доменико остановил хозяина: «Не надо, синьор! Это же не синьора! Это Темперанца!»36
Затем трио мстителей входит в комнату горничных с горящим факелом. В постели Темперанцы потихоньку засыпает ее сестрица Диаманте37. Силея уже спит, как и Элена Савелли, двухлетняя господская дочь. Когда вошли мужчины, Элена испугалась, расплакалась и разбудила няньку38. Диаманте успела достаточно проснуться, чтобы увидеть, как трое мужчин подошли к запертой двери39. У входа мстители, быть может, задержались, чтобы прислушаться к звукам плотских утех, но лишь на мгновение. Ведь, когда они распахнули дверь, Диаманте смогла увидеть Трояно, все еще лежавшего на госпоже40.
В пылу разворачивающейся драмы Джованни-Баттиста тем не менее не забыл соблюсти законы вендетты. Он знал прописанный на этот случай сценарий и в разгар кровопролития следовал ему. Возможно, прежде всего он обратился к сводному брату. Селянин по имени Чекко, узнавший обо всем от Джакобо, который все еще сидел в засаде и никак не мог видеть развязки, оповестил суд, что хозяин будто бы воскликнул: «О, вероломный брат, после всего, что я сделал для тебя, так [ты отплатил] мне!»41 Досужие домыслы! Ничего не скажешь, слова подходящие, но не подтвержденные никем из бывших на месте действия. Силея, которая как раз все слышала, передает гораздо менее мудреные речи: «Вот чем я отплачу за себя!»42 То, что Джованни-Баттиста что-то сказал брату, почти не вызывает сомнений. Однако, что бы он ни говорил, все сходятся в том, что он нанес в лоб Трояно стремительный удар кинжалом и сразу приказал Стефано: «Убей его, но я не желаю, чтобы кто-либо поднял руку на синьору». Силея, хотя и поднялась не так шустро, как Диаманте, все же успела подойти к двери и услышать эти слова43. Пока слуга забивал Трояно кинжалом, беспорядочно нанося удары, Джованни-Баттиста обратился к супруге44. Несколько версий его слов в общих чертах совпадают. Силея при первом допросе, когда бред от болотной лихорадки начал туманить ее мозг, дает самый любопытный вариант: «Ах, изменница, ты урезала нос – мне, синьору Лудовико, и дому Савелли». На следующий день, когда жар утих, Силея вместо этого выбрала менее яркую формулировку: «Ах, изменница, вот какую честь ты принесла дому Савелли. Ты урезала нос дому Савелли!»45 Ранняя версия, произнесенная в горячке, наиболее знаменательна. Не лишним будет погрузиться в ее поэтику, даже если она частично могла быть плодом воображения и бреда больной служанки. В Италии эпохи Возрождения «урезание» носа являлось знаком крайнего презрения. Непоправимо обезображивая человека, оно каралось по закону и упоминалось в местных речах и обычаях. Как жест и понятие оно часто ассоциируется с прелюбодеями и рогоносцами46. В грамматике и в кровавой практике это действие требовало дательного падежа, носы можно было «урезать» людям
Fol. 12r, Диаманте, со слов Темперанцы.
О сне в кровати: fol. 10v, Диаманте. Диаманте помещает Темперанцу с собой в постель до того, как Джованни-Баттиста нанес удар, однако если история погони на лестнице правдива, то это маловероятно. Суд не допрашивал Темперанцу; возможно, она не успела спуститься и не видела убийств.
Fol. 13r, Силея 1.
Fol. 11r, Диаманте. Она ошибочно называет вооруженного слугу Джакобо.
Fol. 11v, Диаманте.
Fol. 10v, Чекко.
Fol. 13v, Силея 2.
Fol. 13v, Силея 2.; также: fol. 14v, Силея 2, вторая версия слов с тем же смыслом: «Стефано, добей его! И, ради меня, не троньте синьору. Оставьте ее мне!»
О кинжале см.: fol. 13v, Силея 2; о ранах в голову, грудь и повсюду см.: fol. 15r; о ранах в спине Трояно см.: fol. 10v, Чекко.
Fol. 12v, Силея 1; 13v, Силея 2.