Женский портрет. Инна Иохвидович
изолировать надо. Они ж принесли столько горя людям, поверившим в них, в нас, – опустила она голову.
– Лида, да понимаешь ли ты, ч т о говоришь? Да в стране миллионы пострадавших, но ведь нужно же было и «голову на плечах» иметь! К тому ж ни одной налоговой службе не удалось бы эдакое количество денег, что было на руках у населения, выявить, а этим аферистам-мошенникам удалось. Что тут сделаешь, когда многих обуяла страсть к наживе. Кстати это только в последнее время эдакое горе случилось. Это ведь совсем не в русской системе ценностей.
Ушла Лида из киношно-телевизионной индустрии. А ведь на продолжавшую дорожать жизнь нужно было зарабатывать. Тут и наступила для неё эпоха корпоративных вечеринок.
Лида стала одной из звёзд «Травести-шоу». Конечно, большей популярностью в шоу пользовались мужчины-трансвеститы (как раз началась мода на известную Верку Сердючку в исполнении Андрея Данилко), но и на долю обычных актрис-травести успеха тоже хватало. А Лидочка особенно нравилась зрителям, именно, на современный лад, в ролях девочек-девушек из неполных семей, Золушки ли, Красной шапочки ли – маленькая, худенькая, с лицом, словно бы год от года молодеющим, она представлялась даже уже не девушкой, а каким-то подростком. Накрашенный алый рот не казался нелепым на её полудетском лице, казалось что он только подчёркивает какую-то почти детскую порочность. За ней, после известной песни Бориса Моисеева даже закрепилась прозвище «Дитя порока». Ей это не нравилось, но поделать ничего нельзя было, работа есть работа.
– Мама, я не хочу, чтобы меня так называли. Да это даже не называние, а обзывание, – всхлипывала Лида.
Мама только молча разводила руками.
На очередном корпоративе после шоу к ней подошёл мужчина, руководитель этой организации, нанявший их шоу. Он преподнёс Лиде огромный букет, в который она зарылась своим запылавшим лицом. Ей было неловко, ещё и оттого, что внезапно, как когда-то, застучало сердце и стали подкашиваться ноги. Она видела его крупные руки и неожиданно стала задыхаться, словно эти руки сжимали ей шею. С трудом стряхнула она это, как позже определила – «наваждение» и уже похохатывала над его комплиментами в свой адрес. Он вручил ей свою визитку, она её взяла, зная, что никогда не позвонит, и поблагодарила его от имени шоу за нежданно щедрую прибавку к оговоренному ранее гонорару.
Дома она порвала его визитку на мелкие клочки и… успокоилась. И взаправду о нём и не вспоминала б, если б не сны. Он точно вполз, «поселился» в них. Иногда во сне он был похож на тех, кто домогался её, когда она была ещё ребёнком, и она убегала от него да убежать не могла, ноги ей не повиновались; иногда таким же милым и обаятельным как в тот единственный раз, когда она видала его на вечеринке и во сне задыхалась, когда его руки начинали сжимать её тело; иногда же был нежным, ласкающим, любящим, так, что и во сне она начинала ощущать толчковую пульсацию матки, исходя любовной влагой…
Он позвонил неожиданно, и когда Лида услыхала в трубке его вкрадчиво-обволакивающий