Женский портрет. Инна Иохвидович
были нежны, баловали её как ребёнка, строились некие планы на будущее…
Но позже всё это, словно карточный домик, разваливалось… Вновь она была о д н а, почему-то обвинённая в «соблазнении», виноватая в «использовании» собственной «детскости». «Это ты виновата!» – по обыкновению говорилось ей. Мужчины уходили, будто бы «оскорблёнными» в каких-то своих, чуть ли не «целомудренных» чувствах. Между собою их многое роднило… И в манерах было много общего, то, что с нею ходили за руку, точно с ребёнком, и любили, чтоб сидела она на коленях, вроде дочки, а может и внучки…
Только теперь Лиде это не казалось странным. Она помнила свою первую Любовь, своего Мастера, своего Возлюбленного, того, кого она когда-то считала всем – и Отцом, который был всегда недоступен и недосягаем, или так и не бывшим у неё Братом… Вспомнила его слова, о том, что все считают его педофилом, и то что сам в последнем своём разговоре с нею называл себя – педофилом!
– Пе-до-фил, – произнесла она громко, по слогам. И поражённая этим своим неожиданным открытием, она снова сказала вслух, – так они же все были, если и не прямыми педофилами, так в зародышевом состоянии своей «любви», своей увлечённости – детьми. Они и хотели, и желали меня, как ребёнка, и «представляли» меня ребёнком. А именно моё неполное «соответствие» этому образу и злило их, и отталкивало. Уж не говоря о публичном мнении, пред которым они себя ощущали виновными! Боже! Почему на мне это проклятье «детскости»? – заплакала она.
«Но ведь и все мои «герои» тоже, несмотря на их «взрослость», а часто даже «солидность», тоже были как дети!»
Вспомнилось, как с Любимым они вместе вслух читали Мандельштама:
«Только детские книжки читать,
Только детские думы лелеять,
Всё большое далёко развеять,
Из глубокой печали восстать…»
А как после этого они долго смотрели в глаза друг другу, как двое маленьких, испуганных детей, которых застали за какой-то запретной игрою.
И эта череда, последовавших за ним мужчин тоже, несмотря на свою крупнотелость, напоминала в начале своих с нею отношений, детей, наконец-то обретших желанную игрушку.
«Да они ж все были инфантильны!» – дошло до неё. И она тут же истерически расхохоталась: «Педофилы – инфантилы!» – повторяла и повторяла она, хохоча, не в силах остановиться.
Она согласилась на милицейское предложение сотрудничать в поимке опасного преступника-педофила, серийного убийцы, на счету которого было уже несколько жертв. Все они были малолетками, изнасилованными и убитыми. Поначалу ей в «просвещение», дали психолога. Тот занимался психологией преступников, и педофилов, в частности. У неё к нему было много вопросов. Один из главных: «Почему на зоне насилуют, опускают педофилов, насильников несовершеннолетних?» Она его не задала. Предполагая, что для зеков – хранителей «неписанных» законов, секс с «малолеткой» был «табу», как и священная особа «матери», и многое другое. Любое нарушение табуированного жестоко каралось. Табуировались