Три Анны. Ирина Богданова
с Алексеем Свешниковым и бароном фон Гуком пришлось долго, ходить по дворам ещё дольше. Крестьяне неохотно отпускали своих детей в школу, сразу предупреждая: читать пусть выучится да цифры слагать, а большего нам не надо.
– Чтей да грамотей в поле не работник!
Рабочие семьи вели себя по-другому: они не возражали, чтобы ребятишки учились и выходили в мастера, но только мальчики.
– Девок учить – пустое дело, – заявляли они Ане и Марине, – бабий ум короткий. Путь лучше дочки мамке помогают дом вести. Замуж их и неграмотными возьмут да ещё спасибо скажут, что соблюли от соблазнов. Поди, знай, что у невест в голове будет, ежели они книжек начитаются.
От таких нелепых рассуждений Ане хотелось плакать от бессилия. Прав, во всём прав Алексей Свешников – долго придётся бороться с косностью и невежеством, и борьба та будет, ох, нелегка. Вспоминалась русская пословица, выдуманная каким-то бедолагой в час отчаяния: «Плетью обуха не перешибёшь».
– Перешибу, вот увидите, – упрямо вздёргивала подбородок Аня, поднимала пустеющую корзинку с баранками и решительно шла дальше, уговаривая, разъясняя, упрашивая, а где и суля деньги за учёбу.
Из избы в избу девушки ходили до тех пор, пока корзины с баранками полностью не опустели, а на Никольский конец не опустилась вязкая духота – предвестник сильной грозы.
– Бежим!
Подхватив юбки, Аня потянула Маришку за руку, заставляя прибавлять шаг. Поднявшийся ветер подталкивал подруг в спину, игриво срывая с них лёгкие шляпки и размётывая по лицу волосы.
Ане казалось, что ещё одно дуновение, и она, отбросив корзину в сторону, полетит над рекой, превратившись в чернокрылую ласточку.
– Ласточку мою, – неслышно шевельнулись её губы, повторяя милые сердцу слова.
Маришка легко бежала рядом, крепко сжимая Анину руку, словно и впрямь боясь, что та улетит в небеса искать прибежище среди малых птах.
Навстречу им, тревожно поглядывая на небо, спешили к избам припозднившиеся с делами горожане, звучно переговаривались приказчики, торопливо прикрывая ставнями окна.
– Господи, помилуй! – громогласно провозглашал на всю улицу дьячок Успенской церкви. – Нынче у нас празднуется Кирик и Улита: без грома с молоньей не обойтись!
– Истинно так, – поддакивали дьячку бабы, загонявшие домой разгулявшуюся ребятню. – Спокон века на Кирика грозы – это уж как пить дать.
То ли от предгрозовой суеты города, то ли от быстрого бега, наполнявшего лёгкие свежим воздухом, Ане захотелось расхохотаться. Залиться смехом так, как в детстве, звонко и беспечно, чувствуя, что впереди будет только счастье родительских рук, тёплое молоко перед сном и свет любящих глаз вокруг её маленькой души.
– Маришка, я люблю тебя! – крикнула подруге Аня и засмеялась, услышав в ответ взаимный отклик:
– Аня, я люблю тебя!
Добежать до дома успели в точности до дождя, за считанные секунды укрывшего город мокрым пологом.
К удивлению девушек, гостиная сияла зажжёнными свечами в высоких шандалах, а няня Анисья,