Когда погибает Роза. Альбина Рафаиловна Шагапова
её взять. – Вспомни всё то хорошее, что между нами было? Наши поездки на море, наши весёлые посиделки с друзьями, наше знакомство. Неужели тебе не жаль всего этого?
– Роза, повторяю тебе ещё раз, – раздельно отвечал муж, так обычно разговаривают с нерадивыми учениками.– Между нами всё кончено. У меня другая жизнь, в которой нет места сирым и убогим. Вспоминай наше прошлое, обсасывай его, ведь кроме него у тебя больше ничего нет и не будет. А от меня отстань.
Но я не отставала. Звонила, звонила, сама не зная, для чего это делаю. Во мне не осталось ни капли гордости, лишь одно-единственное желание – вернуть Виталика любым способом, шантажом ли, слезами, мольбами. Вскоре, муж сменил номер, а чуть позже, мне заказным письмом пришло приглашение в суд. Виталик подал на развод.
Я трепала нервы мужу, а мама и отчим трепали их мне. Родительский дом превратился для меня в тюремную камеру с комфортными условиями. Мать запрещала открывать холодильник, пользоваться электроплитой, утюгом, брать в руки нож.
– Сломаешь, порежешься, обожжёшься! Ничего не трогай, я всё сделаю сама! – постоянно твердила она. Но с таким же постоянством жаловалась на усталость, боли в суставах и на то, что всё приходится тащить на себе одной. И самое страшное, что я постепенно поверила в собственную ничтожность. Мне, действительно, стало казаться, что ножом я смогу порезаться, утюгом обжечься, а посуду разбить.
– Есть великовозрастная дочь, а толку-то? – жаловалась она отчиму.
Мой мир ограничился до размеров комнаты, жалких, с каждым днём становящихся всё более ненавистными, шести квадратных метров. Я больше не могла читать. Не могла общаться в социальных сетях, не могла самостоятельно выйти на улицу. День тянулся за днём, и каждый был братом-близнецом предыдущего. Мне несколько раз звонили из общества слепых, предлагая записаться в их библиотеку, прислать человека, который смог бы установить на моём компьютере голосовую программу, приглашали на какой-то там концерт. Однако, стоило мне сказать об этом матери, как та раскричалась. Мол, стыд-то какой! Что скажут их с Геночкой друзья и знакомые? Да и таскать меня по всяким богадельням, у неё нет ни желания, ни времени, ни сил.
Отчим, прибавив на всю громкость телевизор, смотрел то новости, то спортивные соревнования, мать гремела посудой либо вязала носочки для любимого Геннадюши.
– Благодари своих родителей, – периодически, заводил шарманку Геннадий за обедом или за ужином. – Мы приняли тебя, кормим и поим, хотя нам- пожилым людям, содержать великовозрастную девицу, не приносящую никаких доходов, не так уж и просто. Но мы любим тебя, по сему- будь благодарна.
– Я отдаю вам свою пенсию по инвалидности. И ты мне не родитель, а просто второй муж моей матери, – как-то осмелилась ответить я. Всего лишь один раз осмелилась, так-как реакция Геночки оказалась непредсказуемой настолько, что его последующие монологи о родительских жертвах, я предпочитала пропускать мимо ушей, хотя и не мимо сердца.
– Тварь! – орал отчим, с силой отодвигая тарелку с супом, не замечая, как