Эпикуреизм. Уильям Уоллес
лирического поэта Гермесианакса, который дал трем книгам своих од имя Леонтиона, своей возлюбленной: имя, которое впоследствии будет повторяться в истории Эпикура. Была ли дама Гермесианакса также дамой Эпикура – один из тех вопросов, которые, по-видимому, не имеют ответа, и, вероятно, по этой причине возбуждают любопытство праздного воображения и дают достаточную почву для серьезных изысканий филологов. Мы также не знаем, как долго Эпикур оставался в Колофоне или на Теосе. Во всяком случае, мы знаем, что примерно на тридцатом году жизни он временно поселился в Митилене, на острове Лесбос. Именно в Митилене он впервые заявил о себе как о признанном философе.
О его ученичестве в философии у нас есть лишь скудные сведения. Друзья рассказывали, что будущий философ выдал себя еще в школьные годы. Читая вместе с наставником «Теогонию» Гесиода, он споткнулся на строчке, где говорилось о происхождении всего сущего из хаоса. «Но что, – спросил юный Эпикур, – было источником хаоса?» Учитель, не исповедовавший ничего, кроме грамматики, естественно, отказался разрешить эту трудность и посоветовал Эпикуру, как говорят, обратиться к профессорам философии.14 Его главными учителями в этой области, как говорят, были Наусифан, демократ, из Теоса, и Памфил, платоник из Самоса.15
О Наусифане, к счастью, у нас есть небольшие сведения. Похоже, что он преподавал в Теосе, местечке, которое после краха ионического восстания (около 494 г. до н. э.) вступило в очень близкие отношения с Абдерами, родным городом философа Демокрита, основателя Атомической школы. Но Наусифан, хотя и назывался демократизатором, имел своим непосредственным учителем человека, довольно сильно отличавшегося от Демокрита.16 Это был Пирр из Элиды, известный скептик древности. Но называть его скептиком в современном понимании этого термина несколько неверно. Он был свидетелем революции в греческой философии от Платона и Аристотеля до их последователей; он сопровождал армию Александра Македонского в Индию и узнал о ложности многого в догматической философии и неопределенности многого, что кажется фиксированным в морали. Урок, преподанный Пирром, в интеллектуальном плане заключался в отстранении от суждений; в моральном – в невозмутимости. «Тот, кто желает достичь истинного счастья, должен, – говорил Пирр, – найти ответ на три следующих вопроса.17
Какова конституция вещей? Каким должно быть наше отношение к ним? И, наконец, каковы будут последствия для тех, кто примет это правильное отношение? «На первый вопрос мы не можем ответить, а потому во втором случае мы должны просто оставить свое суждение и отказаться от абсолютной фиксации чего-либо. Мы можем лишь сказать: «Возможно» и «Похоже на то». Таким образом, мы достигаем спокойствия ума. Такой скептицизм, если он и сдерживает любопытные вопросы, не мешает нашей практической жизни: мы можем продолжать действовать, хотя и действуем
Sextus Empiricus, Adu. Math.. x. 19.
Diogenes Laertius, x. 8 (14).
Diogenes Laertius, ix. 11, 7.
Eusebius, Prapar. Evangel., XIV. 18, 1.