Гори, гори ясно!. Ольга Петрова
сегодняшние достижения, к огромному разочарованию Варвары. Она еще немного поскучала в нашем обществе и засобиралась домой. Макс вызвался ее проводить и получил милостивое разрешение. Художник же уходить никуда не собирался, сидел у костра и мечтательно смотрел на закат.
– Как красиво, – сказала я, больше для того, чтобы разбавить затянувшееся молчание.
– Да, – мечтательно подтвердил Даня. – Будто на бледно-голубой холст нерадивый подмастерье опрокинул банки с розовой, оранжевой и синей краской, попытался стереть, да так и оставил.
– Говоришь, как настоящий художник, – улыбнулась я.
Парень немедленно смутился и принялся усиленно протирать очки. Пришлось снова искать тему для беседы.
– Как тебе Заречье?
– Захолустненько, – пожал плечами он. – Интересно, как здесь было лет этак двадцать назад?
– Совсем по-другому, – оживилась я. – Ферма работала, стада паслись, поля колосились. В каждом дворе свое хозяйство было. Работы для всех хватало, а по выходным в клубе – кино и танцы. Хотя…Это я скорее мамины воспоминания рассказываю. Ее рассказы о деревенской жизни для меня всегда лучше всяких сказок были. О том, как праздники отмечали – на Рождество колядовали, на Пасху игры и гуляния устраивали, яйцами объедались до больных животов. Свадьбу гуляли – так всей деревней, несколько дней. А праздник Ивана Купалы даже я помню – всю ночь костры жгли, парни и девушки через них прыгали, хороводы водили, песни пели.
– П-по твоим рассказам здесь просто райская жизнь была, – недоверчиво пробормотал Даня.
– Нет, конечно, трудностей хватало. В школу за пять километров ходили, а по весеннему полноводью на плотах переправлялись. Зимой волки в окна заглядывали, скотину и собак резали. И все равно, я заслушивалась и думала – какими они были, те люди? Искренними, наивными, простыми, сильными. Все друг друга знали, и все про всех знали. Зато и радость и горе делили на всех. Любили и ненавидели от души.
– Да уж, – насупился Даня. – Ненавидели, так от души. И проклинали тоже.
– Ты про деда? – осторожно спросила я.
Парень ссутулился, поковырял палкой в кострище, вздохнул, и неохотно принялся рассказывать.
– Мой дед был кузнецом. И не просто кузнецом, а потомственным кузнецом, то есть это ремесло передавалось в нашей семье от отца к сыну испокон веков, как и имена Яков и Андрей.
– Так получается, твой отец эту традицию нарушил?
– Не просто нарушил, а п-прервал, – уточнил художник. – Наотрез отказался перенимать дедовское ремесло – это раз, сына, то есть меня, назвал Даниилом – это два.
– А почему так получилось?
– Да кому были нужны кузнецы в те годы? Лошадей в деревне почти не осталось, полная механизация, за хозяйственной утварью теперь шли не в кузницу, а в магазин. Никаких перспектив. Вот отец и решил уехать в город и выучиться на инженера. Дед в сердцах заявил, что больше его видеть не желает, и ноги его чтобы в Заречье не было. А когда узнал, что внука назвали не родовым именем, так и вовсе с отцом общаться перестал. Отец,