Гори, гори ясно!. Ольга Петрова
и останемся в этих проклятых Могилах!
– Макс, не надо, успокойся, – просили мы его, а Шарик заливался лаем, поддерживая то ли его, то ли нас.
– Не хочу!
Последние слова прозвучали как рев, а за ними последовал грохот – это Макс в отчаянии боднул головой песчаную стену. Голова в каске выдержала, а вот стена покрылась сияющими трещинами. Лучики света выглядели нереальными, чужими, какими-то инопланетными в кромешной тьме кургана. Мы разом перестали дышать, даже Шарик замолчал.
– Макс, давай еще разок, – прошептал Костя. Макс нашарил на полу кирку, размахнулся, и что было силы врезал ею в стену. Посыпались комья земли, по пещере взметнулись клубы пыли, а в стене засиял пролом. Свет хлынул внутрь, как вода в пробоину тонущего корабля.
– Свобода? – охрипшим от пыли и волнения голосом спросила я, и, не дожидаясь ответа, схватила в охапку Шарика и полезла в дыру. Костя и Макс поспешили за мной со всех ног и рук и, щурясь от яркого дневного света, вылезли наружу.
Мы оказались на песчаном склоне, отфыркиваясь и откашливаясь, с наслаждением вдыхая свежий воздух.
– Как глупо было бы умереть там, в метре от свободы, – Макс опасливо глянул через плечо на чернеющую дыру.
– Где мы оказались? – я оглядывалась вокруг, ослепленная после долгого нахождения в темноте.
– Мы просто прошли гору насквозь, это же очевидно, – устало проговорил Костя, вытряхивая песок из волос. – И вышли со стороны карьера. А вон и колодец!
– Колодец! – мы, не сговариваясь, бросились к срубу.
До этого мы не ходили к колодцу, пользуясь привезенной с собой водой, и теперь я с удивлением отметила, что он очень неплохо сохранился. Наверное, кто-то из местных заботился, чтобы источник не пришел в запустение. Даже ведро на цепочке стояло на камне. Макс сбросил ведро в проем, где оно гулко плюхнуло, разнеся звук эхом по отсыревшим стенкам, неохотно утонуло в черном омуте воды, и было поднято наверх за несколько спешных оборотов ворота, до краев наполненное вожделенной влагой. Мы принялись жадно пить прямо из ведра, сталкивались головами, умывали перепачканные лица. Вода была холодная до того, что зубы сводило, но вкусная до безумия. Сделав несколько глотков, я набрала воды в ладони и дала попить Шарику, который ждал, высунув пересохший язык. Вода всех вернула к жизни, но вместо того, чтобы радоваться спасению и обнимать друг друга, мы чувствовали себя крайне неловко. Все то, что мы раньше держали в себе и высказали в состоянии паники, теперь как будто вытащили на свет во всей своей обнаженной откровенности. Но чего не скажешь на пороге предполагаемой неминуемой гибели! Сейчас надо вернуться в лагерь, поесть, передохнуть, а там, глядишь, можно будет сделать вид, что ничего не было.
Мы не спеша принялись подниматься на холм, увязая в песке. Я включила телефон, он успел поморгать, выдать сообщение об отсутствии зоны покрытия, и выключился насовсем. Надо будет в машине на зарядку поставить. Шарик обогнал нас и в