Арийский миф в современном мире. Виктор Шнирельман
Прародину же индоевропейцев Дьяконов по-прежнему помещал на Балканах и в Подунавье (Дьяконов 1989: 9 – 14).
В 1960 – 1970-х гг. большинство советских археологов полагали, что формирование праиндоевропейской общности происходило в прикаспийско-причерноморских степях, откуда их отдельные группы и расселялись по соседним регионам в течение бронзового века. На Западе эту теорию отстаивали М. Гимбутас и ее школа (Gimbutas 1977; 1985)90.
Во второй половине 1970-х гг. советские лингвисты В. В. Иванов и Т. В. Гамкрелидзе выступили с идеей о том, что прародина индоевропейцев лежала где-то на востоке Малой Азии, предположительно на Армянском нагорье (Гамкрелидзе, Иванов 1984)91. В этом их поддержал археолог В. А. Сафронов, поместивший древнейшую прародину индоевропейцев в Центральной Анатолии и связавший их предков с создателями знаменитого Чатал-Гуюка (Сафронов 1989: 40–44). Челябинский археолог С. А. Григорьев, разделяя подход В. В. Иванова, попытался проиллюстрировать это на археологическом материале. Однако, полемизируя с Сафроновым, он резко сузил границы предполагаемой индоевропейской прародины до узкого коридора между Северной Сирией и Юго-Восточной Турцией (Григорьев 1999: 304).
Особняком выступает Л. С. Клейн, вслед за некоторыми немецкими и скандинавскими авторами помещающий прародину в Центральной Европе и объясняющий индоевропейский феномен переходом к подвижному скотоводству (Клейн 1974; 2007; 2010; 2013б: 447–463). Сегодня этот подход мало кто разделяет, кроме его ученика А. М. Буровского, ставшего писателем (Буровский 2007: 271–272). Впрочем, недавно известный лингвист В. А. Дыбо высказался в пользу северо-западного центра (Дыбо 2013).
Справедливо критикуя построения лингвистов, Н. Я. Мерперт и Е. Н. Черных пытались сопоставлять праиндоевропейскую общность с выделенной ими циркумпонтийской историко-культурной провинцией второй половины 4-го тыс. до н. э., включавшей как пре-имущественно земледельческие, так и преимущественно скотоводческие общности, распространенные от Балкан до Кавказа. При этом Мерперту эта общность виделась в виде «языкового союза». Вместе с тем оба исследователя подчеркивали и условность таких сопоставлений, связанную с противоречивостью скудных источников, которыми вынуждены оперировать специалисты (Мерперт 1984: 242–244; 1988; Черных 1988).
Впрочем, В. В. Иванова это не обескуражило, и он продолжал отстаивать мнение о юго-восточноанатолийско-северосирийской прародине, где, как он полагал, могла обитать «индоевропейская конфедерация» до своего распада где-то в 5-м тыс. до н. э. В такой локализации прародины его убеждали данные о контактах праиндоевропейского с картвельским, северокавказскими, западносемитским и даже древнеегипетским (или афроазиатским) языками (Иванов 2004: 43–46; Гамкрелидзе, Иванов 2013).
Ситуация с выявлением прародины по разным причинам достаточно запутанна. Сафронов, например, вслед за лингвистом Н. Д. Андреевым
Кстати, ее труды вдохновляют и современных литовских неоязычников. См.: (Рыжакова 2000: 9).
Фактически их выступление положило начало оживлению интереса к проблеме «прародины». См.: (Сухачев 1994: 119).