Чужой. Константин Александрович Алексеев
в супермена поиграть? – не унимался Мачо.
– Это как раз ты из себя подобного строишь, – вновь вмешалась в разговор Лиза. – А на деле… – она выдержала классическую паузу и продекламировала:
Время наше будет знаменито,
Тем, что сотворило смеха ради
Новый вариант гермафродита:
Плотью мужики, а духом – …
Вновь чуть выждала, а затем растянула губы в усмешке:
– Не надо оваций: сие не мое. Это Губермана стихи, если что.
Окинула прощальным взглядом однокурсников и, показательно взяв меня под руку, произнесла с нарочитой нежностью, точь-в-точь как любящая жена:
– Пойдем домой, Сережа.
Мы двинули прочь со вгиковского дворика, чувствуя, как провожают нас глазами теперь уже бывшие соученики. Никто из них не проронил ни слова. И лишь Мачо, опомнившись, крикнул мне вслед:
– Погоди, вот пошлют тебя на Кавказ голову под пули подставлять!..
И ведь оказался прав, стервец! И насчет того, куда занесет меня солдатская доля, и в отношении Лизы. Буквально на следующий день ее вызвали к ректору, где собралась вся свита, и буквально уговорили остаться. Кроме главного институтского начальства, в кабинете был и здешний авторитетный мастер, народный артист СССР. Он-то в конце концов и убедил девушку учиться дальше, пригласив из курылевской мастерской в свою.
А вот я оказался не у дел. Нет, моя обоже сделала для меня все, что обещала. Через неделю я уже трудился рабочим сцены в театре Реввоенсовета. И в армию попал, благодаря Лизе, не куда-нибудь, а во внутренние войска.
Еще когда я не получал повестки, бывшая сокурсница пообещала, что постарается помочь, чтобы меня определили в нормальное место, где нет кромешного неуставняка и прочих мерзостей. Поначалу думалось, что мне посчастливится попасть в «Дзержинку» – там же служил перед отставкой ее батя, Сергей Михайлович. Я даже уже размечтался, что останусь в Москве и буду приходить в увольнения домой, на матушкины пирожки…
Но оказалось, что меня решили отправить куда-то под Волгоград, где давний приятель подполковника Браже был заместителем командира недавно сформированной оперативной части. Создавали ее как раз для горячих точек. Об этом незадолго до моего ухода в армию мне сообщила Лиза.
Когда про то узнала моя маман, ей сделалось дурно. Если раньше она относилась к моей знакомой хоть чуточку благожелательно, то теперь объявила, что видеть ее не хочет. А кроме этого, попыталась в который раз напрячь деда, чтобы он если не отмазал меня от солдатчины, то хотя бы помог остаться поближе к Москве. Но генерал-полковник Юрасов отрубил в ответ: «Не хрен делать из парня маменькиного сынка! Пусть настоящую службу узнает!»
После этого матушка прорыдала все оставшиеся до призыва дни. Разумеется, никаких проводов у меня не было. Наша Стелла Николаевна не желала никого видеть, а в особенности мою Браже-обоже. Однажды, когда та позвонила мне, родительница спустила на нее всех собак, приказав забыть наш номер, меня, а также не приближаться к нашему дому даже на километр! Так что оставшиеся дни мы встречались