Зеркало времени. Наталия Брагина
ушел этот упорный человек.
Вдруг тишину пронзили странные крики. Поначалу они не поняли и даже испугались.
– Эврика! Эврика! Я нашел его! Я нашел… Ура-а-а!!! – гремело за кустами, приближаясь к женщинам.
– Я все-таки его нашел! – закричал он в каком-то упоении и прижал к себе обеих женщин сразу.
Вчера на Ваганьковском кладбище специальная похоронная бригада отдала полагающиеся ему по статусу последние воинские почести. Молодые, замерзшие на ноябрьском морозце, солдаты проводили его, четко печатая шаг, до могилы, а потом из винтовок стреляли в пустое небо.
Народу пришло очень много. Хоронил университет. Хоронила кафедра, после заседания которой он умер, не дойдя нескольких шагов до своего кабинета. Хоронила Академия. Хоронили многочисленные ученики. Плакали родственники. Пришли проститься с ним тайно и явно любившие его и любимые им женщины. Не было только тех, с кем он соединил свою молодость.
Москва 1999–2001
Трава мурава
В самом центре Москвы в Богословском переулке косили на газонах траву Небрежными кучками лежала сурепка вперемешку со стебельками пастушьей сумки, зеленой мохнатенькой ромашки, гусиного лука. Было жарко. Парило перед дождем. Скошенная подвявшая трава испускала острый аромат. Прежде летом так пахли московские дворы. Это запах моего детства.
В памяти всплывают картины бесконечных солнечных дней. Вот я стою под кустом акации, срываю недозревшие лопатки, с наслаждением высасываю сладковатый сок из довольно жесткой плоти… Все время прислушиваюсь и оглядываюсь – в любую минуту может выскочить кто-нибудь из скандального семейства Гореловых, саду которых принадлежат акациевые кусты. Внезапно полуденную тишину разрывает крик соседских девчонок сестер Пасенковых: «Наташка! Твои свиньи убежали!!!».
Это лето сорок третьего года. Как-то весной мамин крестный отец дядя Митя привез из бывшего тогда селом Кунцева двух крохотных поросят.
Дядя Митя стоял несколько особняком в ряду ближнего окружения нашей семьи: и не родственник, и не приятель. Никто не называл его крестным отцом: обычно говорили просто крестный. Совсем не понимая смысла этого слова, я тем не менее чувствовала в нем что-то связывающее мою маму и дядю Митю. Мне казалось, что это слово дает ему какое-то право на нее. Совсем по-отечески он называл маму дочкой или Марийкой. Ему непременно надо было во всех подробностях знать, кто из детей болел, что сказала районная врачиха по поводу гланд, как с дровами, есть ли у нас замазка, чтобы «законопатить» окна… Это не было пустой дотошностью. По мере возможности он стремился заменить маме умерших родителей.
Появлялся дядя Митя всегда неожиданно и, как правило, днем. Зимой он сидел на кухне в валенках с галошами и коричневой меховой безрукавке. Летом – в сапогах и все в той же безрукавке. Был дядя Митя, как говорила мама, хохол. Статный, белозубый, с коротким черным чубом, со смеющимися карими глазами и небольшой щеточкой усов над жесткой линией