Завтра ехать далеко. Александр Анфилов
– тетрадь поэта, этот вояка писал чудесные стихи. Дневник Олега – записки мыслителя, чрез которые он познавал себя. Дневник Мирослава – преисполненный пылкими чувствами роман.
– А говорила, ничего не помнишь о первой эпохе.
Сольвейг посмотрела на него уязвленно.
– Но для тебя эти сведения не имеют значения.
– А вот это я сам могу решить, – сухо ответил Рэй, поднявшись и прихватив с собой лук.
– Ты куда?
– Пройдусь до реки. Смотри за похлебкой.
– Шмотри жа поклепкой, – пробурчала Сольвейг, глядя тому в спину. – Обиделся, что ли?
Стрелок прошел через кустарники и оказался на приятном, поросшем короткой травкой берегу, вдоль которого бежали глубокие изумрудные воды. Стрекоза протрещала крыльями возле лица, уклонившись от столкновения в последний момент. Вид рябящего на ярком солнце водоема умиротворял.
«Надо было на берегу разместиться. И чего Сольвейг не захотела у воды?» – подумал он, проветривая жилет под ветерком, шептавшим с реки.
Присмотрев иссохшую яблоню, он снарядил тетиву, решив пострелять. Новый композитный лук из дуба и ясеня имел довольно увесистый натяг, зато бил метко и сильно. Сольвейг, правда, учила, что стрелять по деревьям – полностью дурная идея: стрела, вонзившись в твердую древесину, может незаметно треснуть и подвести при следующем выстреле. Да и деревья жалко. Но соломенного стрелоулавливателя тут не было, а пострелять из нового лука страсть как хотелось.
Только он взвел тетивой стрелу и прицелился, как взгляд его провалился вдаль. Там, еще шагах в пятидесяти очутилась деревянная конструкция вроде короткого лодочного причала. И это было странно, учитывая отсутствие известных в этой местности поселений.
Причал был маленький, крепкий, собранный без единого гвоздя. Пористая, белесая древесина выгорела и потрескалась от минувших лет, точно ископаемая кость. Вода щекотала пузатые сваи, покрытые мочалкой водорослей, влекомых течением. Помост твердо отдавался под ногами. Удивительное дело: такой крепкий причал посреди леса, да на столь неприметной речке. Наверное, местные рыбаки или охотники построили под свои нужды.
Жара.
На горизонте всё-таки собиралась летняя гроза, но над головой небо оставалось ясным. Герой отложил лук, отметая идею пострелять, присел на разогретые доски пирса. А когда полуденное солнце пригрело и его, откинулся на спину, прижавшись к горячему помосту. Ветер касался его лица, а сочное солнце горело краснотой под закрытыми веками. Он безмятежно прикрыл лицо охотничьей шапочкой.
Приятно было отстраниться от тягучих мыслей, что червяками ворочались в голове: о Насте, которая пропала при столь тревожных обстоятельствах, о Сольвейг, которая скрывала невесть что и не пойми почему, о геройской миссии – тут, поди, и сами боги не знают, куда она его, бездарного героя, заведет. Что за чертовщина случилась в лесу у Бересты, когда привиделась изба без окон, даже и вспоминать не хотелось. «Хорошо, это эпизод позади». Еще была Алекто