Мы за все платим. Где-то деньгами. Где-то душой. Eva Mayer
heartbeat,
Loudly,
Cringing,
Clumsily,
Keeps going,
Trembling,
Dying.
And yet it never dies.
My heart and breath keep trembling,
Whenever I see you.
– Me to You
Чтобы верить во что-то хорошее, нужно создавать это хорошее.
In order to believe in something good, one needs to create that good.
Я могу ошибаться
И быть неправой,
Но ты, укутав меня в одеяло,
Сожмёшь ладонь,
Усталый ляжешь рядом
И тихонечко произнесёшь:
«Я слишком долго ждал тебя,
Иного, милая, не надо!»
– иного, милая, не надо
I might be mistaken,
And I can be wrong.
But you will wrap me in a blanket,
And hold my hand,
Exhausted, you’ll lie down next to me,
And then you’ll whisper:
“I have been waiting for you for so long…
And I need no one else”.
– I need no one else
В тот день ты пришёл с работы, ходил по дому, складывал чемодан, даже невольно перекусил, то ли из тарелок, стоящих на столе, то ли из вечно открывающегося холодильника. Я сидела на кухне, на корточках, смотрела в окно. Дочь уже спала. «Рейс, ах, да какой же у меня рейс?»
– Такси? Алло, такси, к дому, пожалуйста, поедем в аэропорт, – причитал, бормотал, был предельно сконцентрирован и твёрд, решительно настроен.
– Дочь поцелуй! – скатилось, порочно вырвалось, бессвязно, сжато взорвалось из моих уст.
– Уже поцеловал.
– Ещё поцелуй.
– Да я поцеловал уже, что ты меня дёргаешь, и так внутри всё неспокойно.
В тот момент мне показалось, что ты приобрёл экстрасенсорные способности. Какими бы мы идиотами ни были, а интуиция нас никогда не подводит, подумала я.
Уходя, присел ко мне на корточки: «Ты для меня всё равно родная». Вот он, тот самый балласт. Отягощающий, регулирующий глубину погружения подводной лодки
или высоты полёта летательного аппарата. Хотелось зареветь, кинуться на шею, умолять остаться, но я сдержалась. Взял сумку в руки, закрыл дверь и взлетел через два часа на своём самолете, перемещая бескрайним небом живой а́тлас.
И больше никогда не было нас.
Потом были суды, слёзы, радость, облегчение, скандалы, нервы, измотанные сны, оттого измотанные, что бессонница поглощала их как свои.
А расстались мы, когда я пренебрегла твоими чувствами, когда тебе захотелось чего-то больше, уже не стесняющего, лёгкого и непринципиального, когда мне не хватило разума не кричать и не доказывать, когда родители решили, что мы не созданы, чтобы любить не так, как они заказывали, когда первый раз ты поднял на меня руку, и ещё много когда, где видели только себя, но не видели нас.
– о том, как мы расстались
The day you came home from work, you walked across the house, packing your suitcase. Involuntarily, you grabbed a snack, either from the plates left on the table or from the fridge that kept opening and closing. And I sat in the kitchen, hunkered down, just staring at the window. Our daughter was asleep. 'My flight? What’s my flight number?
– The cab. Hello, taxi? To my home address. We’re going to the airport, – you kept on muttering, concentrated, concrete and inevitable.
– Kiss your daughter goodbye! – that was the only thing that inadvertently rolled off my lips.
– I did already.
– Then kiss her again.
– I kissed her. Why are you getting at me? It’s complicated enough.
And at that very moment I thought that you unveiled your psychic powers. No matter how stupid we become, our intuition never fails us. So I thought.
Leaving, you hunkered next to me, and said: “And yet, you’re still my flesh and blood”. That is the ballast – the weight that regulates the how low a submarine can dive, and or how high an air balloon can fly. The only thing I wanted was to weep, to hug you by the neck, to beg you earnestly to stay, but I restrained myself. You grabbed the bag, you closed the door, and in two hours took to flight, turning the globe like a living atlas from the skies.
And