Генрих Четвертый и Генрих Пятый глазами Шекспира. Александра Маринина
грубый, грязный, мерзкий образ жизни». Твои пошлые забавы, твои отвратительные друзья – как вообще все это можно совместить с твоим высоким происхождением, с твоей королевской кровью?
Принц оправдывается, но при этом совершенно не выглядит виноватым:
– Отец, я могу сразу опровергнуть многое из того, что обо мне говорят. Не верьте слухам. Я, конечно, далеко не ангел, но и не так плох, как вам нашептывают. Прошу вас, будьте снисходительны «к проступкам беспутной, бурной юности моей». Я искренне раскаиваюсь и очень надеюсь, что вы меня простите.
А ведь это совсем не тот Хел, которого мы видели в сценах с друзьями, правда?
Далее король произносит очень длинный монолог о необходимости беречь и укреплять репутацию в глазах окружающих:
– И все-таки, Гарри, я не понимаю, откуда в тебе все эти порочные склонности. Ты же потомок таких выдающихся людей! Из-за своей грубости ты потерял место в Совете, теперь вместо тебя там заседает твой младший брат. От тебя отвернулись не только придворные, но и наша родня, а они, между прочим, принцы нашей крови. Ты подавал такие надежды – и все пошло прахом! Ты постоянно появляешься на публике вместе со своими приятелями, мозолишь всем глаза. Если бы я вел себя так, как ты, то где бы мы все сейчас были? Да я бы просто сгинул в изгнании, про меня никто и не вспомнил бы, все оставались бы верны прежнему монарху. Я взошел на трон только благодаря общественному мнению, считавшись честным и достойным человеком. Я старался выглядеть приветливым и скромным, и люди потянулись ко мне. Меня горячо приветствовали даже в присутствии законного короля Ричарда Второго – вот как народ меня полюбил! Но самое главное: я не мозолил глаза, не торчал постоянно у всех на виду, как делаешь ты, и мой вид не набил оскомину. Поэтому мой образ «всегда был свеж и нов». Чем реже я появлялся на публике, тем больше восторга вызывал каждый мой выход. А король в это время «порхал везде и всюду, окруженный / Гуляками, пустыми шутниками». И каков итог? Над его величием начали глумиться, он стал мишенью для шуток мальчишек-зубоскалов и прочих остряков. «Народ, питая взор им ежедневно, / Объелся, словно медом, королем; / Всем сладость опротивела, которой, /Чуть меру превзойдешь, – и будет много». Ричард всем смертельно надоел, его просто перестали замечать, и король больше не вызывал ни восторга, ни восхищения. Люди пресытились им до тошноты. И ты вступил на тот же самый путь, Гарри! Общаясь с подонками у всех на глазах, ты лишился всех преимуществ своего происхождения, пойми же это! Твой обыденный вид всем наскучил. Только я один пока еще смотрю на тебя без отвращения, потому что люблю тебя, сынок, несмотря ни на что, хотя, может, и не следовало бы.
Обратите внимание: в этом монологе Шекспир повторяет ту же мысль, которая уже звучала в первом акте в словах принца: ежедневное чудо становится обыденностью, которую перестают замечать; ежедневный праздник превращается в скучную рутину.
Так что там с претензиями к сыну на тему участия в заседаниях Совета? Начнем с того, что принц Генрих уже с 1400 года, когда ему было 13–14 лет, успешно участвовал в боях и стычках с мятежниками из Уэльса,