Генрих Четвертый и Генрих Пятый глазами Шекспира. Александра Маринина
возложили корону на голову этому неблагодарному Болингброку и из-за этого до сих пор несете на себе клеймо зачинщиков убийства. Он по вашим телам взобрался на трон, как по веревке или по лестнице, а вы теперь миритесь с тем, что вас унижают? Представляете, какой будет позор, если про вас при жизни скажут или в хрониках напишут, что вы, два могучих знатных лорда, совершили такую низость и глупость: свергли хорошего короля Ричарда и на его место посадили отвратительного Болингброка! Но еще позорнее будет, если про вас скажут, что тот, ради кого вы пошли на такое бесчестное дело, вас обманул, одурачил, отверг и прогнал. Однако время пока не упущено, у вас еще есть возможность возвратить утраченную честь и восстановить репутацию. За насмешки и презрение нужно отомстить королю, который день и ночь мечтает только о том, чтобы заплатить вам кровью за все хорошее, что вы для него сделали. Итак, я предлагаю…
Но Вустеру не интересны предложения Горячей Шпоры, ибо дядюшка, судя по всему, отлично знает, что ничего умного в этой голове родиться не может.
– Молчи, племянник, – строго останавливает он Генри Перси. – Твой гнев вполне понятен, поэтому я открою тебе секрет: у меня уже есть план. Он дерзкий и опасный.
– А нам к опасностям не привыкать! – горячится Хотспер. – Охота на льва – это куда круче, чем травля зайца.
– О! При одной только мысли о подвигах у него уже крышу сносит, – замечает Нортемберленд.
И непонятно, то ли он любуется отвагой и бесшабашностью сына, то ли упрекает его в неуравновешенности.
Хотспер же продолжает витать в облаках и мечтать о том, как славно он будет сражаться и добывать себе воинскую славу. Дядя Вустер неодобрительно качает головой:
– Он думает о чем угодно, только не о том, о чем действительно надо сейчас думать. Племянник, дорогой, послушай, что я скажу…
Но Хотспер, разумеется, не слушает, он весь охвачен пылом предстоящей борьбы.
– Шотландцев, которых ты взял в плен… – пытается начать Вустер.
– Оставлю себе, ни одного не отдам, клянусь! – прерывает его Хотспер.
– Да послушай же меня! Сохрани пленных…
– Ну да, еще бы! Он не хочет выкупать Мортимера! И мне не сметь даже заикаться о нем! А вот я проберусь к королю в спальню и гаркну ему прямо в ухо: «Мортимер!» Нет, я еще лучше сделаю: возьму скворца, научу его твердить только одно слово «Мортимер» и подарю королю. Вот уж ему радость будет!
– Генри, дай сказать хоть два слова! – настойчиво просит Вустер.
Генри, разумеется, не дает и возбужденно трещит о том, каким для него удовольствием будет злить и истязать Болингброка.
– Эх, жаль, что король не любит своего старшего сына, принца Уэльского, а то б я его отравил, чтобы королю было больнее, – мечтает Хотспер.
Терпение Вустера иссякает.
– Все, племянник, прощай. Поговорим, когда ты успокоишься и сможешь слушать.
Тут и Нортемберленд подключается в попытках привести сынка в чувство:
– Тебя что, оса ужалила, идиот? Словесный понос,