Бес Ионахана. Юрий Сысков
авиакатастрофа, в которой он чудом выживет – и все неожиданно прояснится, и откроется последняя истина, которая, в общем, сама по себе никому не нужна и даже опасна, но в малых, гомеопатических дозах поможет ему стать хоть чуточку счастливее. Однако «третий глаз» никак не хотел открываться – ни в быстрой фазе сна, ни в сорокадневном трансе, дарующем умение писать арабской вязью и цитировать Коран. Со временем он стал понимать: прежде, чем откроется третий глаз, закроются первые два. В этой жизни ловить ему, в сущности, нечего. Надо признать это как непреложный факт, как фундаментальную основу его злокозненной сансары.
«Ясен пень, та молния, которая угодила в колонну храма, предназначалась мне. Просто мы не совпали по времени, – подумал он, тяжелея челом, в которое, казалось, вонзилось жало скорпиона. – Лучше бы она попала не в камень, а в мою башку, чтобы она треснула, наконец, не по естеству»…
Между тем, арабы совсем распоясались. От их безумных вакхических плясок храм ходил ходуном. Их хотелось выключить поворотом рычажка, щелчком тумблера или, на худой конец, плавным нажатием спускового крючка. С задержкой дыхания, как учили. Они были раскованы и бесцеремонны, как те назойливые продавцы, которые у входа в храм втюхивали гостям со старгородчины какие-то копечные безделушки.
Сначала они предлагали купить предметы с христианской символикой – иконы, свечи, кресты и воду из Иордана, потом початки вареной кукурузы, наконец, попытались толкнуть куфею, клетчатый арабский платок. Именно в таком платке любил появляться на публике Ясер Арафат. Для убедительности один из торговцев, которому на вид было лет пятнадцать, набрасывал арафатку на головы опешивших паломников. «Накрыл» и его. Насилу от него отбившись, он обнаружил, что его нагрудный карман расстегнут. Денег в кармане, разумеется, уже не было.
Сами собой сложились уныло-многословные вирши: украден шекель последний арабчонком-пронырой из куртки джинсовой. Хорошо, что пергамент купил в лавке храмовой, ступая по городу, слегка прихрамывая…
Хромота, конечно, была фигурой речи, необходимой для рифмы. Все остальное он списал с натуры. Да, хорошо, что в сувенирном магазине, который совершенно бескорыстно отрекомендовал экскурсовод (разумеется, как самый дешевый в шаговой доступности), он предусмотрительно приобрел свечи и какую-то непонятную иудейскую штуковину.
Войдя в лавку, он имел неосторожность поинтересоваться у хозяина, сносно говорившего по-русски, что это за коврик, похожий на мишень для игры в дартс?
– Это не коврик. Это мандала калачакры.
– Красивая мандала. А зачем она здесь? Это ведь христианская лавка…
– Просто так. Или не просто так. Как вам больше нравится. Я думаю, вам больше подойдет тефиллин, по-европейски филактерия…
Не успел он и глазом моргнуть, как хозяин лавки обвил его голову ремнем с выкрашенным в черную краску ящичком на лбу и узлом на затылке.
– Зачем мне это? – недоумевая, спросил он.
– Думаю,