Инстинкт свободы, или Анатомия предательства. Страшный роман о страшном 1991-м годе. Александр Леонидов (Филиппов)
кто-то дурачится со мной – то это априори не может считаться плебейским, чего бы мы не учудили!
– Толик, ты так добр!
Клокотов выпил фужер вина «Пино-анжу», и пошёл в самый центр танцевальной площадки, выделывая смешные коленца ловчее любого профессионального клоуна. В кругу полуодетых девчуль это было так забавно и аристократично, что тучки сбежали с лица «уже-Орлаевой», беззаботная улыбка обнажила клычки Пумы…
Из весёлого ряда стриптизёрш, отплясывая под руку со старым пьяным Амирханом, Анатолий Михайлович изящно послал воздушный поцелуй своей подруге и младшей коллеге…
Свадьба Октава гремела и кипела на всю округу. Яцуми и Кравино успели уже обсудить проблемы советско-японской торговли и перекрестного инвестирования в промежутках жаркой кухонной вахты. Потом поварят нашел жених, завернувший в кухонный отсек – и лицо его отразило все оттенки ужаса одновременно.
Он бормотал что-то бессвязное, перемежовывая приглашения к столу с извинениями за свою невнимательность, пыхтел, краснел, оттягивал галстук-бабочку…
А выглядел он великолепно, так, что и позавидуешь счастью Бековой, переписанной ЗАГСом в Орлаеву: спортивная фигура, могучие широкие плечи, румяные скулы, опять же – фрак, под фраком – белая жилетка с золотыми пуговицами и отложным воротником, под жилеткой – крахмальная, словно гипсовая, манишка. Белые офицерские гвардейские перчатки… Ну и так, по мелочи – много приятного, например, серебряные колпачки у шнурков плетёных полуботинок бального фасона…
Полюбовавшись на молодого сотрудника, Кравино добродушно отмахнулся:
– Ладно, Петрович! Иди, иди уже отсюда… Невеста стынет… Отстань – не хочу я на твой банкет, мало мне банкетов, что ли? Тут спокойнее… Вон там столик накрывают для официантов, кухарок – я лучше туда сяду, никто дергать не будет…
Октава в итоге довольствовался малым: утащил с собой Комоту-сана, который улыбался и все время повторял:
– Русский сиватьба – осень холосо…
Виталия Мануловича Октава силком под руку тащить не осмелился, одержимый холопским недугом, и смирился с тем, что крестный отец сядет с прислугой, однако весь вечер выбегал посмотреть, все ли есть у Савла Мануловича и не нужно ли чего Савлу Мануловичу. В итоге гости поимели стойкое впечатление, что у жениха диарея…
Комото-сан отсидел немного среди уважаемых гостей, и сказал ломаный тост от лица «страны восходящего Солнца»:
Пусть нерушимою будет семья,
Как ледяная Фудзи,
Пусть только будет теплее…
И преподнёс Октаве самурайский меч в золочёных шнурах и темляках, что было Орлаеву очень приятно: он частенько, хоть и совершенно безосновательно, называл себя «потомком самураев»…
Воспользовавшись толчеей восторга сгрудившихся у необычного подарка гостей, японец сбежал в более привычный интерьер к Кравино. Здесь Савелий Манулович накачивал его русской водкой и армянским