Двери самой темной стороны дня. Сен Сейно Весто
свои корпуса рядом. Гонгора запустил пальцы в густую теплую шерсть и подумал, что сезон длинных ночей – это все-таки безобразно много времени. Когда можно все забыть, просто забыть про все, выбросить из головы, отпустить тормоза и перестать сдерживать себя, перестать чувствовать, как подминают, делают собой, изменяют, вместо того чтобы изменяться, а ты киваешь, ты как бы соглашаешься, надеясь в глубине души, что тут самый хитрый, что тебя это не касается. Когда можно, просто лежа под звездным небом, совсем не вспоминать о времени и преодолевать пороги пространства вокруг, парсеки пространства – просто потягивая пахнущий дымом и листьями смородины чай, снять с руки часы и забыть. Хотя с другой стороны, где же их еще надевать… За столько лет надел впервые. И еще уставать, и смывать животную усталость ледяной водой горного ручья, и обонять, медитировать до потери связи с реальностью, в горах отчего-то медитируется так, будто ты еще не родился, а весь мир уже умер, – поутру выползать из спального мешка на свежий лесной холод и проваливаться в нирвану, обоняя присутствие диких нетоптаных трав, изнемогших целебными соками, постоянно чувствуя спиной оставленную не запертой дверь и тяжелое, нечеловеческое, древнее внимание огромного дикого леса в ней… И вот только тогда – тогда можно уже не замечать крадущихся шагов ночи. Тени, подбирающейся к рвущемуся огоньку, но время ее будет недолгим, коротки еще ночи, – и, хорошо зная это, она будет молча стоять рядом, стоять над душой, не давая спать, тихо переливаться пылью звезд, и это хорошо, так правильно, потому что на многие километры и километры вокруг не найти ни одного лицедея в дорогом костюме и нумизмата с широким затылком. Они рождаются в бетонных коробках, говорит Зено. Умирать они тоже предпочитают там, время вне их – лишь переход от одной коробки в другую. Словно в этом их предназначение. И по всему, так оно и есть.
– Люди, – очень серьезно произнес Штиис, приближаясь. Он пальцами сбил с подбородка капли воды. – Показалось, может… На той скале, по-моему, кто-то есть.
Работавший до того челюстями дед медленно поднял обветренное лицо. Его чуть скуластые заросшие редкой щетиной коричневые щеки больше не прятали иронию. Теперь это было лицо вынужденно тренированного человека, привычного к законам леса и его поворотам. Гонгора знал, что тот работал над своим телом, как работают над своим оружием, – всю жизнь. На дороге у него лучше было не вставать.
Он слышал, что раньше, давно, дед был не то инструктором, не то штатным экспертом по выживанию, и его библиотека оказалась здесь в лесу не просто так. О прошлом он вспоминать не любил.
Дед вернул горячую кружку в траву и всмотрелся в ближайший утес. Утес наполовину спрятался за рыжими искривленными стволами деревьев. Лес висел на отвесных склонах и не падал. Страшно было подумать зависнуть там без страховки.
– Это тебе в самом деле показалось, – сказал дед. – Никого тут быть не может.
Штиис, прочтя надпись на картинке, аккуратно развернул конфету.
– А правда, что здесь