Дядя самых честных правил. Книга 1. Александр «Котобус» Горбов
10
Слуга Смерти
Из тёмного провала показался жёлтый череп. Оскаленные зубы, горящие призрачным огнём глаза, комья земли, прилипшие к костям. Меня аж передёрнуло от такого зрелища. Жуть несусветная!
Мертвец щёлкнул зубами и гадко зашипел. Погодите-ка минутку. Это не шипение, это слова. Разобрать, что он там бормочет, было почти невозможно, только одно слово я услышал достаточно чётко: «Хлеба». Да ну! Скелет просит хлеба?
Я оторвал взгляд от покойника. Рядом со мной сидел Мурзилка и спокойно умывался лапкой, совершенно не обращая внимания на происходящее. Так-так, то ли у меня котёнок привычный к такому зрелищу, то ли кто-то меня дурит. Я посмотрел на дядю и уверился в последнем: в глазах старика плясали весёлые искорки. Нет, Талант у него, определённо, есть, раз устроил такое действо. Но покойник – вовсе не мёртвый кадавр, поднятый магией, а что-то совсем другое.
– Ну как, убедился? – Дядя хрипло засмеялся.
– Верю. Только заканчивайте это представление, мне не страшно.
Дядя скорчил недовольное лицо.
– Скучный ты, племянничек. Мог бы и подыграть старику. Что за молодёжь пошла? Никакого страха перед старшими и покойниками. Куда этот мир катится? Ты ему мертвеца показываешь, а он только плечами пожимает. Эдак вы и царей уважать перестанете.
Василий Фёдорович полез в карман и вытащил кусок хлеба.
– Держи, Фрол. Спи, раз на небушко не хочешь.
Он бросил хлеб на землю, поближе к мёртвой руке.
Череп скрипнул зубами, скорее, жалобно, чем злобно. Костяные пальцы ухватили гостинец, и мертвец полез обратно в землю. Секунда, и провал на могиле затянулся, будто бы и не было.
– Поехали назад, – буркнул дядя. – Всё удовольствие испортил.
Дворецкий, всё представление молчавший, так же, без слов, развернул кресло и покатил обратно к усадьбе. И только на меня посмотрел осуждающим взглядом – мол, не дал старику потешиться, мог бы изобразить испуг и почтение. Да ну вас к лешему! Я что, сюда приехал развлекать престарелых магов? Тоже мне, нашли скомороха.
Уже возле усадьбы дядя потребовал от Дворецкого:
– Накрой нам в столовой, мне чай, ему водки, закуски какой. Разговаривать будем, раз умный.
– Василий Фёдорович, поздно уже. У вас режим, лечь надобно.
– Сейчас ты у меня ляжешь, – дядя зло сверкнул глазами. – Сказал – в столовой, значит, есть силы. Что за день такой? Один не боится, другой указывает. Сослать бы обоих на каторгу в Сибирь, да Настьке кресло тяжело катать будет одной.
В столовой остались только трое: я, дядя и котёнок. Мурзилка устроился у меня на коленях и задрых, свернувшись клубочком.
Дядя медленно пил чай и не торопился начинать разговор. А я налил себе рюмку из штофа и хлопнул под солёный гриб. Исключительно для пользы здоровья – после ночной прогулки слегка продрог.
– Прав ты, племянничек, – отставив чашку, дядя впился в меня цепким взглядом.
– Это был обман?
– Скорее,