Серебро. Эдуард Диа Диникин
причиной массовых вооружённых выступлений.
Вера сказала, что именно «Кровавое воскресенье» стало для неё отправной точкой в деле революционной борьбы.
– Я лиру посвятил народу своему. Быть может, я умру неведомый ему, но я ему служил – и сердцем я спокоен, – увлечённо прочитала она ему стихи Некрасова в один из тех дней.
Они катались на лодке по Волге.
– В часы забав иль праздной скуки, бывало, лире я моей вверял изнеженные звуки… – ответил он тогда ей словами другого поэта.
Далее каким-то образом их разговор перешёл в шутливый, обойдясь, впрочем, без банальностей. Было тихо и спокойно, водная гладь поблёскивала в лучах солнца, мимо прошёл небольшой парусник.
– Какие небесно-синие паруса, – сказала Вера.
– Им не хватает золотой лиры, – добавил он. – Смотрелось бы красиво. Гармонично.
– Когда-нибудь, когда на земле наступит настоящая свобода, равенство и братство, вот только тогда всё будет гармонично.
– Ты думаешь, это возможно?
– Конечно!
– Но ведь свобода исключает равенство, а равенство – свободу.
– Для этого и нужно братство, чтобы не было противоречий…
– И когда это произойдёт?
– Уверена, что наши дети это увидят.
Казалось, это было совсем недавно. Впрочем, так оно и было.
Когда Вера вошла, он сидел. В руке девушки был револьвер. Он положил на стол рукопись, озаглавленную «Допрос Заратустры»[6]. Это была работа Велимира Хлебникова.
– Ты не должна меня бояться, Бим, – сказал он, прижав к груди левую руку.
– А ты меня должен, Бом. Товарищи давно подозревали, что ты агент охранки, но не было никаких доказательств. Мой адрес знали только в отделении. Теперь я должна тебя убить.
– Мы все когда-нибудь умрём. Правда, Бим?
– Правда, Бом.
Через несколько секунд раздался странный звук. Канарейка в клетке повернула голову, гадая, – это выстрел револьвера или поцелуй стрекозы?
Вена
Хлебников осмотрелся на улице. И вдруг увидел стрекозу. Она, серебристая, как пуля для вампира, летела куда-то мимо. Скорее всего – в сторону Невы.
Его дорога лежала в ресторан «Вена»[7]. Туда он и зашёл. И именно в этот момент в его голове возникла мысль, над которой стоило подумать. Он в «Вене», на берегу Невы. Вена – Нева. Просто переставить буквы. Нева – это вена Петербурга. Вена, Венеция – это города, основанные венедами. Это же ясно! Тут не нужен Егор Классен[8]. А славяне или словене – это, конечно, посланцы венедов! Именно тут, у Невы, жили словене. И вообще, этот город должен называться Невоград! Это интересная мысль. Он хотел записать её на клочке газеты, но проходивший мимо Бурлюк уже протягивал руку.
– Пойдём, Витя. Сегодня Брюсов в ударе…
– Ха-ха-ха-ха, – рассмеялся Валерий Брюсов в угловом, литераторском
Хлебников действительно увлекался зороастризмом и фигурой Заратустры – настолько, что считал древнеиранского пророка своим «духовным прадвойником». Поэт мечтал о том, что Персия станет «советской Персией».
Ресторан «Вена», открытый в Петербурге в 1903 году на Малой Морской улице, стал известен благодаря тому, что в нём собиралась творческая интеллигенция. Многие даже приезжали из Москвы на вечера в «Вене». Ресторан посещали А. Куприн, А. Блок, А. Аверченко, А. Ремизов, А. Белый.
Егор Иванович Классен (1795–1862) – преподаватель, автор любительской гипотезы о том, что славяне, их письменность и культура связаны с некоторыми древними культурами и системами письма.