Эти Золотые мальчики. Рейчел Джонас
как безумный, на своем «Шевроле Тахо» по улицам нижнего Сайпресс-Поинта. Ц-ц-ц, мальчики. Что же вы натворили, чтобы навлечь на себя праведный гнев Большого Папочки?
Царь Мидас, Мистер Сильвер, Красавчик Ди, я нечасто раздаю подобные приглашения, но, если потрудитесь объяснить, слово ваше. Пытливые умы хотят знать.
До скорого, птенчики!
Глава 3
Вторая половина августа, семь недель спустя
От двери Майка ничего, кроме щепок, не останется, когда я с ней закончу. У него есть давнее правило, чтобы его не беспокоили до полудня, но к черту это, и к черту его самого. К черту невнятную лекцию, которую мне придется выслушать, когда он, наконец, придет в себя.
Даже просто думая об этом, я уже ощущаю запах виски дневной выдержки в его дыхании, чувствую влажный жар, обдающий кожу, когда он касается моего лица. Признак того, что он очень зол.
Он всегда зол.
И все же, пусть я знаю, что произойдет, значение для меня имеет лишь одно, – уведомление об отключении электричества, которое я комкаю в кулаке. Если бы я не порылась в захламленном ящике в поисках ручки, чтобы подделать его подпись на бумагах для Скарлетт, то никогда бы не нашла письмо.
Я снова стучу ладонью по двери.
– Одна неделя, Майк! Через неделю они отключат электричество. Большое спасибо, что предупредил!
Кого я обманываю? Это бессмысленно. Я опускаюсь на пол, и мне вспоминается, что единственное, что этот мужчина когда-либо любил, кроме мамы – какими бы токсичными их отношения ни были, – это выпивка. Теперь, кажется, он окончательно наплевал на все остальное.
Включая нас, его собственных детей. Не отец года, увы.
Из его спальни доносится шуршащий звук, и я прижимаюсь ухом к двери, слышу громкий стук и стон. А после тишина. Наступает реальность, и вот мне снова нужно все исправлять.
Как всегда.
В глазах стоят яростные слезы. Но я сдерживаю их только потому, что вижу девушку с растрепанными волосами, окрашенными в розовый, которая сонно бредет по коридору. Чувствуя себя немного виноватой за то, что разбудила ее гневной тирадой, заставляю себя улыбнуться. Это лучшее, что я могу сделать. Не в моих силах оградить ее от реальности нашей жизни, здесь, под крышей Майка.
Мама говаривала, мол, Скарлетт такой же мой ребенок, как и ее. Это правда, пусть иногда мне и хочется врезать этой девчонке по башке ее же шлепанцем. Конечно, сейчас Скар вытянулась и догнала меня в росте, но она всегда будет моей младшей сестрой.
Всегда.
– Боже! Что за шум? – она цепляется за стену, пока не устраивается рядом со мной, прижимаясь бедром к моему.
Быстро засунув уведомление об отключении в карман пижамных штанов, я снова улыбаюсь, пытаясь скрыть, как же сильно я взбешена.
– Тебе не о чем беспокоиться, – это лучший ответ, который я могу придумать, не прибегая ко лжи. Хотя, наверное, это все равно ложь. Нам всем скоро придется сидеть в темноте, и об этом стоит побеспокоиться.