Всё о Костике из Солнечного переулка. Необыкновенная жизнь обыкновенного мальчика, который умеет дружить, любить и быть счастливым. Елизавета Арзамасова
Как мне с ними справляться? Я ещё не решил. Иногда, когда они близко подступают, я концентрируюсь, беру себя в руки и решаю пореветь, когда родителей не будет дома. Но потом, когда остаюсь один, никак не могу выдавить из себя ни слезинки. Сейчас вот сижу в беседке и знаю, что мама в любой момент может позвать на обед. Глупо будет возвращаться зарёванным. Начнутся вопросы, придётся придумывать какую-то историю, а я не очень хороший придумщик. И ещё маму не хочется расстраивать, а папу разочаровывать.
«Мужчины не плачут». Как же не плачут? Я однажды видел, как дедушка из дома № 3А слушал музыку и плакал. И это он ещё не выпивал ничего. Просто заиграла его любимая песня какая-то, или не любимая. Он не объяснял.
Мы сидели во дворе за столом. Мужики играли в шахматы. Кто-то из соседей чайник принёс и сладости. А ещё – маленький радиоприёмник на батарейках. Смешной такой. Ленка сказала: «Доисторический». И что даже из её телефона музыка громче играет, чем из этого приёмника. А дедушка ей ответил: «Ой! Что б ты понимала?» Видимо, обиделся за приёмник. Дедушка за все вещи из старой жизни обижается.
Он как-то во двор свои подушки проветривать вынес, и ему один сосед сказал, что их лучше в химчистку сдавать, а другой – что от старых подушек с перьями внутри вообще нужно избавляться, что они «пылесборники». Так вот дедушка им обоим ответил: «Что б вы понимали?»
А действительно, чего они к нему и ко всем его вещам пристают? Ещё и советы какие-то дают?
Дедушка целую огромную жизнь прожил, как-то сумел со всем разобраться. А главное, никто же его не слушает долго, как я, поэтому он и не может рассказать этим соседям, почему старые подушки – это не пылесборники, например, ну, чтобы они поняли.
Я помню, как в тот вечер заиграла какая-то мелодия по радио, и дедушка прям замер сначала. А потом взял приёмник, близко к уху его поднёс и заплакал. Горько-горько. И тут никто ему глупых вопросов задавать не стал, и успокаивать не пытался, и советы не стали давать про то, что не надо плакать от музыки, и никто не напомнил, что мужчины не плачут. Всем было будто неловко немножко.
Потом музыка закончилась, дедушка достал из кармана большой мятый носовой платок, высморкался и зачем-то всем нам сказал: «Ой, что б вы понимали в этой жизни?»
Мне казалось, что я что-то всё-таки понимаю. Ну хорошо. Не понимаю, а чувствую. Мне легче не заплакать, если ударюсь больно или упаду и все коленки и ладони об асфальт расцарапаю. Я однажды при папе упал, встал спокойно, отряхнул штаны и пошёл дальше. Так папа потом весь вечер рассказывал маме, что я ни слезинки не проронил. Очень мной гордился. Называл меня героем. Я ничего геройского в этом не вижу. Когда немного больно, можно и потерпеть. Чтобы папа гордился, не плакать, когда упал. А чтобы маму не расстраивать, не плакать, когда она потом царапины обрабатывает. Ничего сложного. Это я умею. Сложнее не плакать от обиды. Когда обзываются, например. Или когда что-то не получается, а все над тобой смеются. Но самая страшная обида – это та, которая подкрадывается незаметно и без особенной причины. Это когда знаешь, что «сам дурак», когда хочешь сказать что-то умное,