Из пережитого. Воспоминания флигель-адъютанта императора Николая II. Том 2. Анатолий Мордвинов
со своим сыном в его кабинете и только уже под вечер возвратилась к себе в поезд.
Государь вечером опять обедал у своей матушки – ездил туда без меня, совершенно один, вернулся к себе поздно, и я его почти не видел.
Присутствие матери сильно поддерживало государя в те дни, но его мучительные переживания все же не уменьшались, а скорее увеличивались. Это можно было ясно чувствовать по многим мелочам.
Он, видимо, все сильнее и сильнее сознавал всю ошибочность принятого им решения. Его отречение не внесло никакого успокоения и не остановило потоков проливаемой русскими русской крови.
Почти сразу после обедни пришло известие о начавшихся избиениях офицеров в Гельсингфорсе и флоте.
В этот же день один из офицеров сводного полка, пробравшийся из Царского Села, рассказал мне о событиях, разыгравшихся там вечером 28 февраля, когда взбунтовавшийся гарнизон направился для разгрома Александровского дворца.
Командир их полка, генерал Ресин, по тревоге выстроил перед дворцом всех своих свободных людей, с частью конвоя и командой гвардейского экипажа, и готовился открыть против мятежников огонь.
В это время появилась неожиданно на площадке императрица с единственно еще здоровой великой княжной Марией Николаевной.
Ее Величество взволнованно обратилась к генералу Ресину и к солдатам, прося их успокоиться, не проливать из-за нее крови и по возможности вступить в переговоры с мятежниками, уже и без того сильно смущенными решительною угрозою верных Родине и династии войск58.
Была установлена перед дворцом известная полоса, через которую бунтовщики не должны были переступать, и в знак перемирия все защитники царской семьи, по предложению императрицы, надели на рукава белые повязки, с которыми и могли беспрепятственно появляться на улице. Об этом мне передавала впоследствии и королева греческая Ольга Константиновна, приехавшая в Александровский дворец как раз когда Ее Величество обходила фронт своих защитников на виду у взбунтовавшегося гарнизона. Королева была поражена мужеством и решительностью государыни и великой княжны.
Этот же офицер мне рассказал, что перед самым его отъездом получилось известие, что большой отряд бунтовщиков двинулся из Петрограда на Царское Село, а также отделил от себя часть толпы на Гатчину и уже дошел по шоссе до Средней Рогатки.
Ночь с воскресенья на понедельник 6 марта была для меня особенно мучительна.
Мысли о моей семье, о которой я почти не вспоминал в предыдущие дни, в эту ночь, под влиянием рассказов офицера сводного полка, поглощали остальные.
Узнать что-нибудь о жене и дочери было немыслимо, так как никакой связи с Гатчиной не было.
Мои жили слишком на виду у толпы, в Гатчинском дворце, и возможны были всякие дикие насилия, которыми были полны все слухи. Кроме того, я волновался, думая о том, что такая же неизвестность обо мне их волнует еще больше, чем меня.
Под утро я вспомнил, что справки о судьбе семьи графа Фредерикса удалось получить через генерала