Из пережитого. Воспоминания флигель-адъютанта императора Николая II. Том 2. Анатолий Мордвинов
по чину полковника, имение, хотя и обширное, приносило мало дохода, сгоревший дом в деревне еще более ухудшал положение, и оно очень тревожило меня за близких.
Вернувшись из губернаторского дома к себе в гостиницу, уложив свои вещи и не зная, что больше делать, я пошел в помещение иностранных представителей, с которыми мы, встречаясь ежедневно, успели сжиться, чтобы с ними проститься, а также и поблагодарить генерала Вильямса за его любезное уведомление моей жены, доставившее и ей, и мне столько облегчения.
О генерале Вильямсе еще раньше, а в особенности в последние дни, я вынес впечатление как о человеке долга, прямом, вдумчивом, далеком от всего мелкого, эгоистичного, а главное, любящем государя и очень беспокоящемся за его судьбу.
Генерал Вильямс, видимо, не скрывал этих чувств и от других, что и послужило, как говорили потом, причиной его позднейшего удаления из Ставки и замены его более демократически настроенным генералом Бартером.
Или, быть может, он и сам не хотел оставаться в Ставке при новых порядках.
Прощаясь с ним и на его вопрос о том, что я намерен теперь делать, я сказал, что дежурство мое кончается, что проеду с Его Величеством до Царского Села, а что дальше буду делать, совершенно не знаю, так как в отставку запрещено подавать, от строя же я отвык, да и служить при теперешних обстоятельствах страшно тяжело; поделился с ним моими мыслями о невозможности продолжения войны, передал невольно и о неопределенных словах государя в ответ на заявление о моей преданности.
– Нет, вам лучше всего надо оставаться здесь, в Ставке, – кратко и с убеждением ответил мне Вильям, – здесь вы даже будете гораздо полезнее Его Величеству как его бывший адъютант.
На мой протест и возражение, что можно вернуться в Ставку и потом – мои вещи были уже отправлены в императорский поезд, и я, кроме того, стремился повидать хоть на минутку свою семью, – он, глядя мне прямо и значительно в глаза и намекая, как мне сейчас же показалось, на, вероятно, ожидающий меня в Петрограде арест, снова повторил:
– Я вам уже сказал, что лучше вам оставаться здесь… другого совета я вам дать не могу. Впрочем, делайте, как знаете, – довольно нетерпеливо и как будто раздраженно добавил он, чувствуя мои продолжавшиеся внутри меня возражения.
Упоминая об этом случае в своей книге, генерал Вильямс говорит, что он посоветовал мне это потому, что «был убежден, что Его Величество предпочел бы, чтобы я именно так поступил» (J. H. Williams. The Emperor Nicolas as I Knew him. Page 174)60.
С невероятно давящим чувством вышел я от Вильямса…
Я чувствовал, что этот человек долга, любивший государя, не мог дать неправильный или неискренний совет. Он и раньше относился ко мне хорошо…
Он говорил, что, оставаясь в Ставке, я буду почему-то намного полезнее государю? Он многозначительно намекал как будто на ожидавший меня арест. Он, значит, знал что-нибудь?!.
А будучи арестован, действительно, какую пользу государю и его семье я могу принести?! Так смутно думал я, невольно связывая свое положение с положением