Ночи дождей и звезд. Мейв Бинчи
трагедии, развернувшейся внизу, в прекрасном и кротком синем море.
Андреас знал, что ему следовало как-нибудь обслужить гостей, но почему-то находил это неуместным. Он не хотел отворачиваться от того, что осталось от Маноса, от его лодки и беззаботных туристов, отправившихся в такой счастливый отпускной круиз. Было бы так бесчувственно сейчас расхваливать фаршированные виноградные листья, одновременно рассаживая посетителей.
Чья-то рука коснулась его руки. Это была белокурая немка.
– Вам тяжелее, чем нам, это ведь ваши края, – сказала она.
Андреас снова ощутил, как слезы подступают к глазам. Она была права. Айя-Анна – это был его край. Здесь он родился, здесь он всех знал: и бабушку Маноса Ольгу, и молодых ребят, спустивших свои лодки в приливные воды, спеша на помощь жертвам. Он знал семьи, которые будут ждать их в гавани. Да, ему было горше остальных. Оттого он жалобно посмотрел на нее.
К ее доброте прилагалась еще и практичность.
– Почему бы вам не сесть? Прошу, – любезно произнесла немка. – Мы ничем не сможем им помочь.
Ему только и нужно было, чтобы кто-то это сказал.
– Я Андреас, – произнес он. – Вы правы, я родом отсюда, и сегодня здесь случилось нечто ужасное. Позвольте предложить вам метаксу, чтобы оправиться от шока, а затем мы помолимся за людей в бухте.
– Мы ничего, совсем ничего не можем сделать? – спросил англичанин в очках.
– Чтобы забраться на этот холм, ушло около трех часов. Думаю, пока мы спустимся, то станем только мешать, – ответил высокий американец. – Кстати, меня зовут Томас, и я не думаю, что нам стоит сейчас толпиться в гавани. Там уже десятки людей, глядите. – Он предложил свой бинокль, чтобы остальные убедились сами.
– Я Эльза, – сказала немка, – я принесу стаканы.
Стоя на солнцепеке со стаканчиками огненной жидкости в руках, они с каким-то странным чувством подняли тост.
– Пусть души их и души всех праведных усопших покоятся с миром, – сказала Фиона, рыжая ирландка с веснушчатым лицом.
Ее парень, казалось, слегка вздрогнул, услышав это.
– Ну а почему бы и нет, Шейн? – принялась защищаться она. – Это же молитва!
– Ступайте с миром, – проговорил Томас, глядя на обломки яхты.
Пламя уже утихло, спасатели занимались подсчетом выживших и погибших.
– Лехаим, – произнес Дэвид, англичанин в очках. – Это значит «За жизнь», – объяснил он.
– Ruhe in Frieden[2], – со слезами на глазах сказала Эльза.
– O Theos n’anapafsi tin psyhi tou[3], – произнес Андреас, скорбно склонив голову и глядя на то, что выглядело ужаснейшей трагедией из всех, какие знала Айя-Анна.
Они не стали заказывать обед, но Андреас обнес всех салатом с козьим сыром, тарелкой баранины, фаршированными помидорами, а затем и вазочкой с фруктами. Гости рассказали о себе, о своем путешествии. Все они прибыли не на двухнедельный тур, а надолго, по крайней мере на несколько месяцев.
Американец Томас путешествовал и писал статьи для журнала.
Покойтесь с миром
Господь да упокоит их души