Девочка и тюрьма. Как я нарисовала себе свободу…. Людмила Вебер
мутное забытье.
Так заканчивается этот судьбоносный день, длившийся для меня почти 24 часа, этот первый день моего ада…
ИВС – Изолятор временного содержания
Просыпаюсь я от громкого скрежета открывающейся двери. Меня снова сковывают наручниками, выводят на улицу и сажают в мини-автозак – сине-белый микроавтобус, по форме похожий на маршрутку. Но это только по форме – изнутри это просто жуткая конструкция! Две крошечные камеры – в виде вертикально стоящих железных гробов. Это так называемые «стаканы», как я узнала впоследствии… В такой «стакан» с трудом втискивается один человек нормальной комплекции. И есть еще один отсек побольше – на нескольких человек – куда меня и запирают. Там мало места, всего сантиметров тридцать между коротенькими лавками, но самое главное – там дико холодно. Полное ощущение, что тебя засунули в морозилку! Поэтому едва присев на железную лавку, я тут же вскакиваю, только бы не соприкасаться с этой ледяной поверхностью.
На дворе стоит февраль, и пусть я и в зимнем пуховике, но одета достаточно легко. Ведь в обычной городской жизни не возникает ситуаций, где ты мерзнешь. В общественном транспорте – обогреватели, во всех магазинах и торговых центрах, офисных зданиях – тоже тепло. По улице ты перемещаешься быстро – от тепла к теплу – и не успеваешь даже прочувствовать зимнюю стужу по-настоящему…
Конвоиры садятся в два синих «маршруточных» кресла, установленных лицом к «стаканам». И видно, что этим достаточно крупным мужикам в объемном зимнем обмундировании – тоже невероятно тесно в этих креслах. Им даже ноги вытянуть некуда: пол завален запчастями, колесами, инструментами, бронежилетами, рюкзаками, какими-то пакетами…
Автозак трогается. Я стою, ухватившись за прутья решетки, мои руки в наручниках, а за окном мелькают улицы. И перед моими глазами всплывает сцена из фильма «Однажды в Америке». Та, в которой главного героя Лапшу под пронзительную музыку Морриконе везут в автозаке к огромным тюремным воротам. И он так же, как и я, держится за решетку окна руками, скованными в наручники. С болью и печалью глядя на зрителя…
Мое сердце скукоживается. Нет! Я не хочу быть в этом кино! Это вовсе не мое кино!
Меня привозят в изолятор временного содержания – ИВС, это где-то совсем недалеко, в центре Москвы. Конвоиры сдают меня с сопроводительными бумагами «с рук на руки» и уезжают.
А меня начинают снова «оформлять». Нет, отпечатки пальцев уже не берут. Но зато одна из сотрудниц, тетка с размытой внешностью, ведет в комнатенку с малюсенькой клеткой у стены. Заставляет войти в эту клетку, запирает и велит раздеться. Полностью! После секундного ступора я начинаю снимать вещь за вещью и передаю их этой тетке: сапоги, широкий свитер, леггинсы, гольфы, нижнее белье… Она все тщательно осматривает, прощупывает швы, карманы и так далее. Потом приказывает поднять волосы на голове, показать уши, открыть рот и высунуть язык, потом – нагнуться, раздвинуть ягодицы…
Увидев