Амур. Лицом к лицу. Ближние соседи. Станислав Федотов
на китайской стороне. Что ж теперь делать-то, а? Узнает – изведётся весь, а толку? Однако и этот малец без отца. Никуда не годится! Господи, что делать, что делать?
Цзинь вернулась с подносом, на котором стояли приборы для чаепития: стеклянный заварник, фарфоровые чашки с блюдцами и вазочка с сахарным печеньем.
– Простите, что по-простому, без церемонии, – по-прежнему бесцветно сказала она и, не дожидаясь ответа, разлила по чашкам прикрывшийся паром напиток.
Фёдор не нашёлся, что сказать, пригубил ароматную жидкость, обжёг губы и язык и невольно чертыхнулся. Смутился невероятно, рассердился на себя и от этого резко, чуть ли не зло спросил:
– Рассказать, как Василий погиб?
Тут же подумал: может, стоит сперва спросить, как она спаслась и чей у неё сын, но было уже поздно. Верно говорят: слово – не воробей. К тому же, непонятно почему, чувствовал свою вину перед молодой женщиной. Уж они-то с Иваном в утоплении никак не виноваты…
– Расскажите…
Он начал и тут же понял, что рассказывать-то, собственно, нечего, но она вдруг обратила внимание на мимоходом упомянутое нарушение им приказа командира:
– Вам его простили?
– Да уж куды там… Просто не наградили за то, что отбили атаку, и вот отправили в тыл – формировать новую казачью часть… А Василия представили к Георгиевскому кресту четвёртой степени. Посмертно. Только дадут ли? Ежели и дадут, так командиру дивизии. Опосля Мукденского сражения затишье, все устали. Можа, на этом всё и закончится… – Фёдор глотнул остывший чай, залпом всю чашку, и со звяком поставил её на блюдце. – Токо вот Василия уже не возвернуть.
– Не вернуть… – печальным эхом подтвердила Цзинь.
«Самое время заплакать», – подумал Фёдор, но вдова не заплакала. Лицо помертвело, глаза тусклые, а слёз нет, ни росинки. А по Ивану плакала бы? Тьфу на тебя, дурака, об чём мыслишь?!
– А куда пропал ваш мальчонка? – вздумал прогнать печаль есаул. – Как его звать-величать? – И схитрил: – Всё ж таки ваграновское племя останется. У Семёна-то дочка родилась, Лизавета, а Митрий вообще не женат и не собирается.
– Он спать лёг. – Цзинь взглянула Фёдору прямо в глаза, лицо её стало оживать. – Мы с Василием не венчаны, и сын на него не записан.
У Фёдора пропали последние сомнения: имени не называет, значит, точно Иванов сын. Вот только как быть дальше, не понимал. Ясно одно: Цзинь не хочет, чтобы Иван узнал о сыне. Почему? Расставались вроде как по-доброму, хотя что там промеж себя было, только им двоим и ведомо. Однако Ваня бы, простая душа, проговорился.
Выходит, ей известно о его женитьбе. От кого? Конечно, от Василия, которому он, Фёдор, сам и рассказал. Заради простой похвальбы: вот, мол, каков сын, девицу спас и на ней женился. Как в сказке… Уж не потому ли она с ним сошлась? Впрочем, если и потому, какая разница? Молодая, красивая, по-русски говорит – какой мужик не польстится? А сынок… Сынок только в радость. Вон, батя пригрел китайчонка-сиротку и… И что?! Сбежал китайчонок, и след пропал. Куда,